за еще одну ночь с тобой. Но пока ты не решишь снять этот твой чертов воротничок и
принять право собственности надо мной и делать со мной то, что ты делал раньше… -
Кингсли замолчал и вздохнул, надеясь отчасти приглушить свой гнев.
185
Только Сорен когда-либо осмеливался указывать ему, что делать. Даже его
Джульетта не позволяла себе такой вольности.
- Я не буду подчиняться твоим приказам, пока ты не заработал право давать их
мне снова. Теперь ты должен идти. И я обязательно оставлю дверь незапертой.
- Как ты дожил до своих лет до сих пор остается за гранью моего воображения.
- Твое воображение исчезло, когда исчезла твоя писательница. Может, тебе стоит
пойти забрать ее у ее нового богатого молодого любовника.
- У меня отличное воображение.
Сорен встал лицом к лицу с Кингсли, который прекрасно знал, что священник
сделал это просто, чтобы подчеркнуть четыре дюйма разницы в их росте. Мужчина
был настоящей задницей, невыносимо высокомерной задницей.
- Я сейчас воображаю несколько креативных способов причинить тебе
чрезвычайное количество боли.
Кингсли поднял подбородок. Считанные сантиметры отделяли их лица.
- Хватит флиртовать. Ты же знаешь, у нас нет на это времени.
- Я не флиртовал. От той боли, что я бы причинил тебе сейчас, получил бы
удовольствие только один из нас.
- Только один из нас, как и всегда.
- Не смеши меня. Ты умолял об этом. Ночь за ночью, ты молил об этом.
- Конечно, молил. Боль - это единственный известный тебе способ проявлять
любовь.
- Это не единственный известный мне способ проявлять любовь. Это
единственный способ, который я выбрал для тебя. Ты появился в школе Святого
Игнатия и решил стать королем школы. Кто-то должен был превратить тебя в
маленького принца, кем ты на самом деле являлся.
- Не таким уж и маленьким. Я думаю, мы достаточно хорошо подходили друг
другу в одной определенной области.
- Твое высокомерие, Кингсли, выходило и выходит за рамки всего, что я когда-
либо видел в своей жизни.
- Все, что ты когда-либо видел помимо твоего собственного отражения, ты
имеешь в виду.
- Ты пытаешься затеять со мной ссору. Это не сработает.
186
- Это уже сработало. Ты уже угрожал причинить мне телесные увечья. Я уже
возбужден. Думаю, это уместно назвать одной из наших типичных ссор.
- Я ухожу.
- Доброй ночи, сэр.
Сорен открыл дверь спальни и остановился на пороге. Кингсли смотрел и ждал.
Руки его дрожали по причине, которой он не понимал, поэтому он засунул их в задние
карманы брюк, подняв подбородок и уставившись на Сорена.
- Что-то забыл?
Положив руку на дверную ручку, Сорен повернулся к нему.
– Ты действительно думал тогда, что Господь не хотел иметь с нами ничего
общего?
Кингсли тихо рассмеялся.
- Глупо брошенная фраза. Если бы я знал, что она так сильно ранит тебя… я все
равно бы ее сказал.
Теперь Сорен рассмеялся и покачал головой.
- Мне нужно было поверить в то, что Бог свел нас вместе.
Кингсли тяжело выдохнул.
– Пожалуй, он так и сделал. У него было чутье в отношении тебя и меня. Господь
свел нас. Только когда мы были вместе, я думаю, он старался не смотреть.
Сорен кивнул.
- Не могу винить Его за это.
Улыбаясь, Кингсли вынул руки из задних карманов и подошел к Сорену. Взял
его запястье и разжал пальцы. В его ладонь он положил крошечный крестик на
разорванной серебряной цепочке. Сорен уставился на крестик в своей руке, крестик,
что Кингсли успел сорвать с его шеи в ночь, когда они впервые занимались любовью.
Время остановилось. Миру пришел конец. Никто не заметил этого, кроме Кинга.
Потянувшись к шее, Сорен сорвал с себя воротничок. Он шагнул обратно в спальню
Кингсли и запер за собой дверь.
Господь закрыл глаза.
187
Глава 24
Уесли сделал глубокий вдох, позволяя себе потерять голову от того, что момент,
которого он ждал, молился, вожделел и мечтал, наступил.
Прямо сейчас.
Он выдохнул, отпуская свои страхи. Глубокое и прочное спокойствие поселилось
в его существе. Это была Нора, его Нора. Женщина, которую он любил, да. Но более
того, она была его лучшим другом. Он доверял ей, хотя и не мог сказать почему.
Никто в мире не заставлял его чувствовать себя более комфортно. Он достаточно
долго ждал. Они оба ждали.
Уесли приблизил рот к ее губам, и она подалась к нему навстречу. Теплый… ее
рот был таким теплым... он любил тепло ее тела. Однажды, она заявила, что является
медицинской аномалией. Ее естественной температурой тела, даже в здоровом
состоянии была тридцать-семь и пять, а не типичной тридцать-шесть и шесть. Она
говорила, что это служило доказательством того, что она была горячее других женщин
– в буквальном смысле. Но это была не шутка. Ее кожа горела на ощупь. И сегодня, он
хотел быть поглощен ее огнем.
Ее язык толкнулся в его рот, но Уесли толкнул его обратно, не желая торопить