сексуального лишения помутили мой разум, что и толкнуло меня в объятия Гая.
И все же, кто меня за это осудит? Я всего лишь человек... наполовину... хотя бы
физически, а он мужчина-мечта. Бог. Буквально.
И не надо забывать, я еще не оправилась от пережитых ужасов. Я как-то читала, что
под воздействием стресса люди творят все что угодно, даже себе во вред. Некоторые
налегают на шоколад или жареного цыпленка. Другие топятся в мартини. Я, ну, я,
очевидно, хочу совершить непристойные и развратные действия с Гаем.
Если оставить в стороне грязные мысли, Гай был моим единственным якорем,
поэтому вполне естественно, что я бросилась к чему-то знакомому в поисках утешения,
даже если он больше напоминал привычную боль от никогда полностью незаживающей
раны.
Но после всего, что со мной случилось, чувствовать эту боль было почти также
приятно, как лакомиться теплым, липким шоколадным печеньем.
– Замолчи, Эмма, – громко вслух произнесла я. Это ничего не значит. Гай кинет мои
же слова мне в лицо, чтобы поиздеваться надо мной. Его ехидным замечаниям и
колкостям конца и края не будет.
Да. Да. Все правда. Отголоски боли во мне не оставляли выбора, я не могла отрицать
очевидное. Но, черт возьми. Что я сделала? Что собираюсь делать дальше? Ну, время
вспять не повернешь – ведь нет? – так что я поступила, как сделала бы любая девушка на
моем месте.
Я решила принять долгую, горячую ванну с пеной в пятиместной джакузи. И да. Я
была права; парная вместила бы десятерых.
Я отмачивалась в пышной пене, пахнущей розами, и старалась не думать о черных
тучах, нависших над моей головой. Как я могла его желать? Как такое вообще возможно?
Кто-то прочистил горло.
– Пожалуйста, не говори мне, что я заснула, – взмолилась я, не открывая глаз.
– Ты не спишь.
~ 104 ~
Я приоткрыла один глаз и увидела Томмазо, он стоял в дверях ванной, его волосы
были взъерошены, словно высушены полотенцем после душа.
Он снял военную форму и был одет в то, что можно было бы описать, как, ну, черная
шелковая пижама, если только он не одевается так на вечернюю пробежку.
Я вздохнула. Как раз этого мне и не хватало, еще больше опасных, смущенных
мужчин.
– Ты заблудился по дороге на пижамную вечеринку для нахальных Учбенов?
Томмазо пожал плечами.
– Эй, что парень не может побаловать себя шелковой штучкой после тяжелого дня,
ведь ему пришлось драться с богинями-неврастеничками, собирать мертвецов и
подставлять свою шею... дважды?
– Конечно, может. У тебя какая-то особая причина находиться здесь, пока я пытаюсь
принять ванну в одиночестве?
Я с ног до головы была покрыта пеной, но это нисколько не помогало расслабиться.
– Я тебя охраняю, так что никаких личных границ. Да ты не волнуйся, я уже видел
тебя голой. – Он сверкнул широкой улыбкой, показав ямочки на щеках. – Просто подумал,
дай загляну и отдам тебе вот это. Я нашел ее на вилле под телом одного из мертвых
Мааскаб.
Томмазо показал цепочку с подвеской из черного камня.
Я почти о ней забыла.
– Я надеюсь, ты ее помоешь.
– И дважды стерилизуешь, – добавил Томмазо.
– Спасибо. Можешь положить там, – ответила я, показав взглядом на раковину. –
Все-таки, откуда она у тебя?
Томмазо подошел к стойке из белого мрамора и опустил цепочку.
– Это семейная реликвия. Так что хорошо о ней заботься. – Странно. Почему он
отдает мне что-то настолько ценное? – Послушай, – продолжил он. – Я просто хочу
извиниться.
– За что? – спросила я, интересно, он извиняется за непрошеный поцелуй,
похищение или за что-то еще.
– За то, что так плохо обращался с тобой. Я обозлился на тебя. Думал, мне придется
быть нянькой при любимице мистера Сантьяго. Но я ошибался. Ты все, что угодно, только
не его любимица – скорее голодный, взбесившийся гепард, жаждущий оторвать ему руку.
Если бы только Томмазо знал правду; ведь я пыталась сжевать губы Гая. Какая
досада.
– И, – добавил он, – я хочу, чтобы ты знала, я искренне сочувствую тебе. Я потерял
всю свою семью из-за нелепой случайности. Я никогда не мог сказать им до свиданья или
признаться, что любил их.
– Мне так жаль. Это ужасно. Просто... ужасно.
– Я старался убедить себя, что такова жизнь. Наши утраты делают нас теми, кто мы
есть, но бывают дни, когда я готов отдать все за то, чтобы изменить прошлое. Что угодно.
Я прекрасно поняла, о чем он. Боль. Растерянность. Должно быть, мои родители
испытывают прямо сейчас именно это.
Но я не пропала. Я не умерла. Я лежу в проклятой ванне с пеной, пока они страдают.
Это неправильно.
~ 105 ~