i c2ab19a2c5d6e8bb

   – Знаешь ли, отдельные представители вашего народонаселения готовы продать что угодно кому угодно – пусть даже видят его впервые. Нужна лишь горстка патронов!

   – Ты так говоришь, словно у тебя их миллион, – Алиса не знала, сколько это – миллион, но чувствовала что это ровно столько, сколько не может быть у Шляпника.

   – Ну, может, и не миллион, но недостатка в них я не испытываю, – и он снова, уже совершенно беспричинно захохотал.

   – Не вижу в этом ничего смешного, – надулась Алиса.

   – А я вижу, – опять заулыбался Шляпник. – И как это вы, люди, никогда ничего смешного не видите? По крайней мере – до смерти.

   – А как это – смешное до смерти? – Алиса слышала об этом выражении, но никогда не воспринимала его всерьез – однажды она подслушала, как маме кто-то говорил, что смерть теперь – обычное дело. «А раз так, – размышляла Алиса, – то и не стоит думать об этом обычном деле – лучше думать о необычных».

   – Вот смотри – иду я по улице, как вдруг где-то в стороне – бам!

   Я туда бегу, а там сталкер на мину противопехотную напоролся, черт знает кем черт знает когда поставленную. Я хотел было в стороне остаться, а потом слышу – он смеется! Кровь хлещ ет из ноги, вокруг уже хищники стали налетать, а он смеется. Подошел я к нему, и знаешь, что оказалось? – и, не дожидаясь ответа Алисы, он продолжил сам: – Оказалось, что ему цыганка в свое время нагадала, что погибнет он от сгущенки. После этого всю жизнь ее не ел, а тут, раз уж все равно пропадать, решил в магазине еще и ее захватить, а ее не было, и он пошел другой грабить, а по пути напоролся, – и снова приступ истерического смеха, от которого у Алисы уже начинали болеть уши. Шляпник увидел недовольство своей гостьи и спросил: – Что, совсем не смешно?

   – Ни капельки, – помотала головой Алиса. – Ты ведь трус, оказывается, – сказала она в лоб.

   – С чего бы это? – опешил Шляпник.

   – Ты же сказал, что подходить не хотел – значит, боялся, – с уверенностью продолжала гнуть свою линию Алиса.

   – Хм, то, что я предпочитаю наблюдать со стороны, не значит, что я трус. Просто ради чего храбриться?

  – Тебе что, даже не за что драться? – удивилась Алиса, знавшая о сражениях и даже войнах разных группировок в метро из рассказов у того самого костра, когда она тайком от родителей выходила из палатки слушать их.

   – Нет, не за что, – грустно ответил Шляпник, после чего вдруг снова взбодрился: – Пахнет жареным. Дьявол! – он схватился рукой за сковородку, чтобы снять ту с огня, но обжегся, после чего схватил со стоящей рядом тумбочки полотенце и, прихватив им сковородку, отковырял содержимое в большую тарелку. – Что ж, ужин сготовился немного не таким, каким должен был быть. Но не беда! – обернулся он снова к Алисе с тарелкой в руках, в которой остывало что-то жирное и жутко черное, но, однако, приятно пахнущее. – Бери вилку.

   – А она не исчезнет? – поинтересовалась Алиса.

   – Если не будешь болтать во время еды, то нет, – улыбнулся в ответ Шляпник и, тоже взяв вилку, стал есть это нечто вместе с Алисой. Несмотря на г орелый привкус, блюдо оказалось превосходным. Алиса уплетала его за обе щеки – за весь день она не съела ни крошки.

   – Больно? – дожевывая свой последний кусок и указывая взглядом на обожженную руку, спросила Алиса.

   – Уже нет, – спокойно ответил Шляпник. Во время разговора мышцы на лице его словно жили своей собственной жизнью, синхронно, однако, вытворяя совершенно непостижимые, но при этом соответствующие теме беседы гримасы – лукавство, радость, грусть. Вот и сейчас он словно бы примерил на себя последнюю маску, после чего тут же поменял ее на более жизнерадостную: – К разговору о смешном. Неужели ты думала, что Кэрролл – между прочим, автор твоей любимой книги – живший за сто лет до нас, смог предугадать теперешнюю поверхность планеты Земля, и ты, вылезая из катакомб своей «родины», действительно ожидала здесь доказательства документальности его труда?

   Алиса снова не поняла половины слов, но догадалась, что Шляпник по дтрунивает над ее наивностью, поэтому и решила проявить твердость в этом вопросе – нельзя проигрывать второй подряд спор. Это, по крайней мере, неприлично, тем более в разговоре с мужчиной, хотя Шляпника Алиса и не воспринимала так, как, например, папу, дядю Семена или других сталкеров – он не был таким мужественным, таким сильным, таким овеянным славой, в конце концов. Но при этом Алиса ничуть не принижала его, а скорее наоборот – она ничего не могла сказать о нем, кроме того, что он сильно похож на героя ее сказки (пусть и не главного) и что он довольно забавен. Поэтому Алиса решила продолжить игру и не соглашаться с ним.

   – Мама ведь не станет врать? – сказала она даже скорее утвердительно.

   – Мама – нет, – ответил Шляпник, запихивая грязную посуду в похожий на предыдущий ящик, только не с рычажками, а с кнопочками, на которые и нажимал Шляпник. И после того, как коробка загудела, он продолжил: – Вот только была ли мама на поверхности после того, как все люди ушли с нее?

   – Нет, – помотала головой Алиса.

   – Так откуда ей знать наверняка, что папа твой ушел именно в Страну чудес?