И бегемоты сварились в своих бассейнах (And the Hippos Boiled in Their Tanks)

– Откуда мне знать? – пожал плечами Филип. – Я-то ведь здесь, не там.

Райко встал и направился к двери. Я спросил:

– Ты куда?

– Пойду помогу, – объяснил он и вышел. Я плеснул Хелен немного дюбонне, а себе

побольше – потом не достанется.

Наконец Райко вернулся с большим куском жареного мяса на тарелке. Он поставил тарелку на ручку кресла.

– Красавец, правда?

Ножа поблизости не нашлось, а метательный не годится резать, поэтому я руками оторвал кусок стейка для Хелен и кусок себе. Райко тоже оторвал кусок, и мы принялись за еду. Потом я встал и сходил за солью, которая стояла на холодильнике, и по пути захватил батон. Разломил его одной рукой, поднося другой мясо ко рту, и дал по ломтю остальным. Есть хотелось зверски, но на душе было неспокойно.

Ал спустился сверху с большой сковородой, на которой шипели еще два стейка, и поставил ее на электроплитку остывать. Потом налил бокал вина и подал Филипу.

Когда сковорода остыла, Ал переставил ее на пол, и они с Филипом уселись по обе стороны, скрестив ноги. Филип зарычал как леопард, схватил мясо и стал рвать зубами, отталкивая протянутую руку Ала скрюченными пальцами, словно когтями. Тот не отставал. Кровавый сок из стейков тек по подбородкам и капал на шорты и голые ноги.

Я повернулся к Райко.

– Помнишь фотографии в «Лайфе», где лев убивает своего брата из-за мяса? Один схватил кусок, а другой попытался отнять, и первый так врезал ему по морде, что сломал шею. На последнем снимке второй лев лежит дохлый лапами кверху. – Я поднял обе руки и помахал ими.

– Правда, что ли? Интересно взглянуть.

Я понял, что остальное мясо без боя не получу, и стал тоже рычать и царапаться, подбираясь к сковороде. В рычащую кучу сбились все, кроме Хелен, но с Филипом по артистизму никто не мог сравниться.

Когда мясо кончилось, я принес сыр. Игра в зоопарк мне надоела. Мы уплетали сыр с итальянским хлебом и яблоками – великолепное сочетание. Потом закурили и занялись дюбонне.

Хелен сидела у меня на коленях, так что в брюках стало тесновато. Райко разглядывал ее ноги с другого конца комнаты.

– Прелесть моя, – шепнул я Хелен на ушко.

Однако не прошло и получаса, как она встала, одернула платье и объявила, что едет домой в Квинс.

– Оставь дверь открытой, а то душно, – попросил Ал.

Провожая Хелен до лестницы, я предложил встретиться в понедельник вечером в «Чамлис».

– Хорошо, – сказала она, – но только если ты будешь один.

Я вернулся и стал ходить взад-вперед по комнате. На мне был старый летний пиджак с прохудившимся локтем. Дырка совсем небольшая, с монетку. Филип ни с того ни с сего зацепил дырку пальцем и разодрал весь рукав. Ал тут же прыгнул, как шакал, и вцепился мне в спину. Ткань была совсем потертая и рвалась как бумага. Скоро от пиджака остались одни лохмотья. Я снял их с себя, сел и стал связывать клочья вместе. Филип с Алом мне помогали. Получилась длинная лохматая веревка, и мы развесили ее вокруг комнаты как гирлянду.

Филип закинул удочку насчет бара, но я отказался, догадавшись, кому предстоит платить. Тогда Райко предложил пойти к шлюхам. Филип поддержал его:

– В самом деле, Деннисон, почему бы тебе не сводить нас к шлюхам?

Я презрительно усмехнулся.

– Вы что же, бабы себе найти не можете? Эх, вы, сосунки. Да здесь на площади студенток тьма-тьмущая, сами так и кидаются. Вот я в ваши годы… Я вам такого могу порассказать, что слюнки потекут.

Согнувшись и прихрамывая, я говорил скрипучим голосом, изображая старика. Потом ткнул Филипа в бок и спросил, уже нормально:

– Почему бы тебе не трахнуть Барбару? Он пожал плечами.

– Не знаю… Она девственница.

– Мне кажется, ты просто не хочешь, – заметил Ал.

Филип взглянул на него.

– Нет, не в том дело – она сама не знает, чего хочет, у нее семь пятниц на неделе.

– Ты с ней чуть не год обжимаешься, – сказал Райко. – Возьми просто, да и трахни.

Ал не отрывал глаз от Филипа.

– Не понимаю, зачем ты все так запутываешь с женщинами. Проще надо быть.

«Ага, – подумал я, – отказался бы ты от них вообще».

– Послушай Ала, друг мой, – сказал я и добавил тоном Лайонела Бэрримора: – Женщины, Филип, это корень всех бед.

Тут из прихожей донеслось какое-то перешептывание, в комнату влетела скомканная долларовая бумажка и упала у ног Райко.

– Это вам на шлюх! – произнес женский голос.

– Джейни! – Райко вскочил на ноги. – И Барбара с ней. – Он распахнул дверь, и с лестницы послышался шум спускающихся шагов. – Куда вы? Эй!

Филип поднялся. Ал нерешительно взглянул на него.

– Эй, Фил! – позвал Райко. – Пошли догоним их, пока не ушли совсем. Они уже на улице.

Филип выскочил, Ал за ним. Я встал и пошел за ними на лестницу.

– Куда они делись? – крикнул Филип. Райко успел спуститься и выглядывал из

парадной двери.

– Не знаю, – ответил он. – Кажется, побежали к Седьмой авеню.

– Ну и пускай, – пожал плечами Ал, – нам-то что.

Филип сердито обернулся.

– Пошел к черту, гнилой пидор! – и ринулся вниз по лестнице.

Несколько мгновений Ал стоял, не глядя на меня, потом последовал за ним, перескакивая через ступеньки.