i af522bf4bbc33ae4

— Мне кажется, что ты из тех, кто не любит плакать и может превратить любые трудности в вид искусства, — Пит выпрямляется и поворачивается ко мне. — Я прав? — он усмехается.

Я смотрю вниз на воду, она такая чистая и прозрачная, что я вижу свои ноги.

— У меня много причин для беспокойств.

Пит качает головой:

— Ты не должна держать в себе все это, — он стучит по доске. — Заботы тянут тебя вниз. Ты должна быть легкой, чтобы летать.

Летать, говорю я себе, глядя на небо над нами; чайки кричат над головой. Позади бесконечный океан, так красиво, что трудно поверить, что, возможно, он поглотил моих братьев.

Я поднимаю подбородок с доски, и смотрю на пляж. Солнце отражается на скалах в виде радуги, как будто кто-то ее там нарисовал. Свет танцует, как светлячки на воде, которая на удивление теплая, переливается потоком теплых волн в эту бухту, только для них. Здесь вода еще чище, чем внизу побережья. Мои братья назвали бы эти волны стекловидными и полыми, идеально подходящими для катания.

А потом я смотрю на Пита, его лицо осветилось лучами заходящего солнца. Он выглядит так непринужденно, будто он был сделан для этого места.

— Где мы? — спрашиваю я тихо.

— Что?

— Как называется это место?

Он улыбается:

— Кенсингтон, — произносит он, словно это музыка.

— Кенсингтон, — повторяю, слово тяжелое у меня во рту. Я смотрю вокруг нас, на пляж с белым песком. Кажется, тут можно потерять счет времени. Закат отражается на белых скалах: это похоже на дым от пожара. И океан, который всегда существовал вне времени: это все было здесь еще до нас и будет после того, как мы уйдем.

Одно я знаю точно: я не уйду отсюда, пока не приручу волну.

— Вспомни, что делает тебя счастливой, — шепчет Пит.

Еще раз, я подтянулась на доску, чтобы лежать на животе. Вспомни, что делает тебя счастливой. Я закрываю глаза и думаю о Нане. Большие лапы Наны на коленях, мягкое место между ушами. Гигантский язык Наны дарит нежные поцелуи, и ее большие карие глаза всегда ждут, чтобы я пришла домой; она виляет хвостом каждый раз, когда заходишь в двери.

Родители взяли Нану для нас троих, но она сразу полюбила меня. Даже Джон и Майкл стали называть ее "Собака Венди". Когда Нана была еще щенком, она всегда каталась по кафельному полу, как швабра; она должна была научиться ходить на гладкой поверхности без скольжения.

Нана всегда принадлежала мне, как Джон и Майкл всегда принадлежали друг другу.

Я настолько сосредоточилась на Нане, что я не замечаю, как Пит прыгает на доску за мной. Он лежит на мне, его подбородок у меня на пояснице, посылает приятную дрожь по спине.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, хотя я не против его близости. Я чувствую тепло.

— Поверь мне, — говорит Пит. — Позволь мне взять на себя инициативу.

Он гребет нас к волне. Его руки двигаются, как плавники через воду, и он направляет доску для серфинга в нужное место под гребнем волны.

Пит расставляет ноги впереди после того, как помог мне подняться. Он прижимается ко мне, так что мои ноги находятся между его, моя спина напротив его груди, как будто вместе мы один серфер на доске, а не два.

И вместе мы оседлаем волну.

Океан протягивается сквозь нас, бесконечно и красиво. Как будто я не на земле, не в стеклянном доме на вершине холма, не за рулем езжу по горам, чтобы добраться до пляжа. Я чувствую себя так близко к небу и так далеко от земли!

Пит позволяет волнам нести нас до самого пляжа, пока доска не скользит по песку.

— Ну, что думаешь? — спрашивает он.

Моя спина по-прежнему рядом с ним; я делаю шаг с доски и зажимаю в руках мокрый песок. Я пытаюсь представить себе, что бы сказали мои братья, если бы могли видеть меня сейчас. Я почти уверена, они бы потеряли дар речи.

Я оборачиваюсь и говорю:

— Я хочу еще.

Пит смеется и собирает меня в свои медвежьи объятия. Я чувствую его прохладную влажную кожу, но мне все еще тепло. Он поднимает меня и начинает крутить. Я закрываю глаза, так что не могу сказать, в какую сторону он меня кружит, когда он останавливается.

Когда я открываю глаза, вижу черный океан: солнце полностью село. От огня остался только дым. Беллы и других мальчиков нигде не было видно.

Я не верила, что была здесь так долго, что даже не заметила, как стемнело.

— Мне пора идти, — говорю я быстро. — Могу я отвезти тебя домой?

Пит качает головой и смеется.

— Я живу здесь, — говорит он, указывая на скалу, возвышающуюся над нами. — Это мой дом.

Я делаю шаг назад. В темноте я вижу маленькие дома на вершине скалы. Есть дома пониже, в скале, с видом на воду. — Ты здесь живешь?

— Мы все здесь живем.

— Кто?

— Мальчики. Я. Белла. Он указывает на дома в ближайшей скале прямо над нами. — Наш первый.

Отсюда мне видно только края. В одном из окон второго этажа включается свет. Может, это чья-то спальня.

— Кто живет в остальной части дома? — спрашиваю я, и Пит останавливается в нескольких шагах от меня, как будто я сказала что-то не так.

— Большинство из них пусты, — говорит он, пиная песок под ногами. — Они были построены много лет назад. Ты знаешь, роскошные дома на пляже.