И.А. Гончаров

«…В качку хожу, как матрос, — писал он Е. А. и М. А. Языковым из Зондского пролива, — сплю и не слышу подчас пушечного выстрела, ем и не проливаю супа, когда стол ходит взад и вперед… наконец привык к этой странной, необыкновенной жизни и… не хочется воротиться назад».

Вначале Гончарову мало удавалось заниматься путевыми записками, и его порою снова стала посещать хандра. Работа служебного характера на фрегате отнимала много сил и времени, — «Как в департаменте!» — иронически восклицал он в одном из своих писем.

Кроме выполнения служебных обязанностей, писатель, по просьбе адмирала, преподавал словесность и историю гардемаринам.

У Гончарова решительно улучшается настроение, когда он чувствует в себе «потребность рисовать» и удовлетворяет ее. Уверенность в своих творческих силах и желание писать постепенно нарастали у него в пути. Эту «охоту писать», в частности, каждый раз «разогревала» в нем «книжка Ивана Сергеевича», то есть Тургенева.

Уходя в плавание, Гончаров прихватил с собою «Записки охотника», которые вышли в свет в августе 1852 года. «И вчера, — сообщал он Языковым из Китая, — именно вчера, случилось это: как заходили передо мной эти русские люди, запестрели березовые рощи, нивы, поля, и — что всего приятнее — среди этого стоял сам Иван Сергеевич, как будто рассказывающий это своим детским голоском, и прощай Шанхай, камфарные и бамбуковые деревья и кусты, море; где я — все забыл. Орел, Курск, Жиздра, Бежин луг — так и ходят около…»

Он сетует по поводу того, что ему пока еще не удалось «сосредоточить в один фокус» все увиденное, что он еще «не определил смысла многих явлений», что у него нет «ключа» к ним. «…Я не постиг поэзию моря и моряков и не понимаю, где тут находили ее, — замечает Гончаров в письме к Майковым из Портсмута. — Управление парусным судном мне кажется жалким доказательством слабости ума человечества. Я только вижу, каким путем истязаний достигло человечество слабого результата… После пароходов на парусное судно совестно смотреть».

Но именно из этого письма видно, что Гончаров уже подобрал первый «ключ» к явлениям и фактам окружающей его жизни. Этим «ключом», этим критерием в оценке фактов и явлений действительности для Гончарова является идея прогресса, трезвый реализм, развенчание пресловутой экзотики.

* * *

Гончаров много писал писем с пути. «Писать письма к приятелям, — признается он И. И. Льховскому, — для меня большая отрада». В этих письмах Гончаров подробно рассказывал о своих путевых переживаниях, впечатлениях и наблюдениях. Он просил друзей сохранить его письма. Они являлись в ряде случаев подготовительными, первоначальными этюдами «Очерков путешествия» («Фрегат «Паллада»).

Как секретарь экспедиции, Гончаров вел судовой журнал, в который заносил различные события. К сожалению, журнал этот не сохранился. Но еще большее значение имел в подготовительной литературной работе автора очерков его путевой дневник (тоже не дошедший до нас). Гончаров постоянно делал в своем дневнике записи. «Чуть явится путная мысль, меткая заметка, я возьму да в памятную книжечку, думая, не годится ли после на что…» — писал он Майковым из Сингапура.

Еще с мыса Доброй Надежды Гончаров сообщал Майковым, что у него «материалов, то есть впечатлений, бездна», но что работу тормозит его «несчастная слабость вырабатывать (то есть стилистически отделывать. — А. Р.) донельзя».

Однако ко времени прихода корабля на Филиппинские острова (март 1854 года) у Гончарова уже была написана большая часть очерков. Подтверждение этому мы находим в письме к Майковым: «Пробовал я заниматься, и, к удивлению моему, явилась некоторая охота писать, так что я набил целый портфель путевыми записками. Мыс Доброй Надежды, Сингапур, Бонин-Сима, Шанхай, Япония (две части), Ликейские острова, все это записано у меня, и иное в таком порядке, что хоть печатать сейчас…»

В этот период путешествия Гончаров глубоко, с прогрессивных реалистических позиций осмыслил громадный материал своих путевых наблюдений, что позволило ему создать правдивую и богатую по содержанию книгу.

Для праздного романтика и бедность живописна, все окружающее он представляет себе в радужном свете. По-иному раскрывается действительность взору реалиста. Русский писатель был чужд эстетскому обольщению необычным, экзотическим. За внешними эффектами он стремился увидеть неприкрашенную правду жизни, рисовал жизнь такой, какой она являлась сама по себе, то есть со всеми ее контрастами и противоречиями, а не такой, какой она представлялась в воображении. Гончаров видел, что нищета всюду в мире одинакова: и под лучезарным блеском южного солнца и под сереньким небом севера. Будь то русский крепостной крестьянин, португалец, негр или китаец — одинаково тяжел их труд, одинаково бедны их одежды и хижины. И русский писатель проникался глубоким и искренним сочувствием к этим угнетенным и бесправным людям. Жизнь и человек — вот что всегда в центре внимания автора «Фрегата «Паллады», убежденного гуманиста и реалиста.

* * *