Во враждебной «Современнику» и «натуральной школе» критике высказывалось мнение, что тип такого романтика, как Александр Адуев, устарел и уже не существует на Руси. В своей статье Белинский опроверг это мнение как совершенно ошибочное и вредное. Художник, замечал он, ведь убедительно показал, что так называемый «провинциализм» и романтизм Александра Адуева есть не что иное, как продукт дворянско-поместной патриархальности, крепостнической отсталости и рутины.
Отвечая на нападки, которые делала критика по адресу другого лица в романе — Адуева-старшего, в частности, полемизируя со славянофилами, Белинский блестяще доказал, что подобный тип людей уже появился и впредь будет появляться в русском обществе, поскольку и Россия вступила уже на путь капиталистического развития. Вместе с тем Белинский ясно видел неполноценность Адуева как человека.
Высоко оценивая «Обыкновенную историю» в целом, Белинский решительно не согласился с финалом романа. По его мнению, в конце романа нарушена правдивость обрисовки молодого Адуева: «…Такие романтики никогда не делаются положительными людьми. Автор имел бы скорее право заставить своего героя заглохнуть в деревенской дичи, в апатии и лени, нежели заставить его выгодно служить в Петербурге и жениться на большом приданом. Еще бы лучше и естественнее было ему сделать, его мистиком, фанатиком, сектантом; но всего лучше и естественнее было бы ему сделать его, например, славянофилом… Тогда бы герой был вполне современным романтиком, и никому бы не вошло в голову, что люди такого закала теперь уже не существуют…»
Белинский видел, что объективно роман Гончарова был направлен против реакционных устремлений славянофилов, которые идеализировали старину и отсталость России и упорно отрицали тот факт, что она уже вступила на путь капиталистического развития. Исходя из объективной значимости романа, а также из фактов самой русской жизни, Белинский наметил другой вариант эпилога, несомненно по своей идейной остроте и общественной направленности более значительный. Однако эволюция характера Александра Адуева, показанная в «Обыкновенной истории», бесспорно, также являлась типичной, «обыкновенной» для большой части дворянской молодежи того времени.
Таким образом, в круг писателей-реалистов сороковых годов Гончаров вошел со своей самостоятельной темой и как вполне оригинальный художник.
Глава седьмая
Новые художественные замыслы
Конец сороковых годов был ознаменован в жизни Гончарова новыми творческими замыслами. «…Вскоре после напечатания, в 1847 году в «Современнике», «Обыкновенной истории», — писал Гончаров в статье «Лучше поздно, чем никогда», — у меня уже в уме был готов план «Обломова», а в 1848 году (или 1849 году — не помню) я поместил в «Иллюстрированном сборнике» при «Современнике» и «Сон Обломова» — эту увертюру всего романа». «Сон Обломова», как «эпизод из неоконченного романа», появился в свет в апреле 1849 года.
Это, действительно, была настоящая «увертюра» всего романа. Гончаров подчеркивал, что в «Сне Обломова» им был «набросан» «главный мотив» обломовщины.
В чем же и как выразился этот мотив?
Гончаров видел, что обломовщина неотделима от крепостничества, патриархальных форм жизни. Размышляя о причинах всероссийской отсталости, он указывал, что они «истекают все из той же обломовщины (между прочим, из крепостного права)». «Сон Обломова» явился первым словом страстного обличения обломовщины. В нем была изображена патриархальная, косная, крепостническая «Обломовка», оказавшая столь пагубное влияние на воспитание Ильи Обломова. Картина, нарисованная Гончаровым, содержала в себе глубокое и важное обобщение: Обломовка воспринималась как изумительно яркое и полное олицетворение «сна, застоя, неподвижной, мертвой жизни». Именно это и определило «главный мотив» обломовщины как стихии жизни, порождавшей косность, апатию и лень.
Осуждающий, антикрепостнический характер «Сна Обломова» был очевиден для всех. Почувствовала это и цензура и вычеркнула из него ряд «опасных», по ее мнению, строк.
У читателей «Сон Обломова» имел большой успех, что, однако, не нашло полного отражения в критике. Журнал «Современник» положительно отозвался о «Сне Обломова», но ограничился оценкой чисто художественной стороны произведения, — и это не было случайностью. В 1849 году, после смерти Белинского, отделом критики и библиографии в журнале заправляли Анненков и Дружинин. Как приверженцы «эстетической» критики, они избегали давать общественную оценку литературным явлениям и пытались даже противопоставить Гончарова писателям-сторонникам критического реализма.
Примерно в таком же духе, что и «Современник», высказались о «Сне Обломова» и «Отечественные записки». Рецензент всячески стремился умолчать об его антикрепостнической направленности. По мнению рецензента, автор «Сна Обломова» «всему сочувствует с равной любовью». Гончарова он называет «объективным поэтом в изложении того послеобеденного сна, который объемлет всю Обломовку, который полон неодолимого обаяния…»