И.А. Гончаров

«О романе Ивана Александровича ходят самые разноречивые слухи; но все же его читают и много читают. Во всяком случае только им можно объяснить страшный успех журнала: в прошедшем году, за весь год, у меня набралось 3.700 подписчиков, а нынче, 15 апреля, я переступил журнальные Геркулесовы Столпы, т. е. 5. 000, а к первому мая имел 5. 700».

Рецензент радикального журнала «Дело» утверждал, что романом были «огончарованы» будто бы только чувствительные барышни и непритязательные читательницы. На самом же деле успех был настоящим и весьма широким. Как писал потом сам романист в «Необыкновенной истории», «впечатление от «Обрыва» было огромное. Стасюлевич говорил мне, — замечал Гончаров, — что едва наступит 1-е число, как за книжкой «Вестник Европы» с раннего утра, как в булочную (его слова), толпами ходят посланные от подписчиков».

С личным пристрастием и вследствие этого несправедливо судили об «Обрыве» некоторые русские писатели, в частности Тургенев. «Многословие невыносимое, старческое, и ужасно много условной рутины, резонерства, риторики. Должен признаться, что после правды Л. Н. Толстого, вся эта старенькая чиновничья литература очень отдает фальшью, да какой-то кислой, неприятной фальшью», — писал он И. П. Борисову по прочтении первой части «Обрыва». «Какое отсутствие настоящей живой правды! — восклицал Тургенев в письме П. В. Анненкову от 12 января 1869 года, — …этакая промозглая и неистинная литература уже невозможна! Это надо сдать в архив!» Райского он называл «избитым типом», а слог представлялся ему «каким-то гладко выбритым, благообразно-мертвым чиновничьим лицом с бакенбардами, ниточкой вытянутыми от ушей к углам губ». Ошибся Тургенев и в прорицании судьбы романа. «Не знаю, какой успех ожидает в публике этот роман, — говорил он. — Но знаю наверное, что восторгаться им будут только пошляки — умные или глупые, — это все равно. Это написано чиновником для чиновников и чиновниц».

Неодобрительно отозвался об «Обрыве» и Достоевский. Гончаров писал Райского как типичного представителя дилетантствующей дворянской интеллигенции, а не русского человека вообще. Достоевский же не понял сущности образа Райского и заявил, что это «клевета на русский характер» [207]. Гончаров критиковал и обличал в Райском бесплодную дворянскую романтику, фразерство и эстетское отношение к жизни, а Достоевский обвинял писателя в том, что этот образ в романе «изображается по-казенному».

Некоторые критики силились доказать, что «Обрыв» свидетельствовал об упадке гончаровского таланта. Но прав был художник, когда говорил, что этот его роман «отнюдь не слабее и хуже», а напротив, «положительно лучше всего», написанного им прежде. И действительно, в «Обрыве» со всей силой и многосторонностью проявился громадный реалистический талант Гончарова. «Обрыв» — любимое «детище» Гончарова, но сколько горя это «детище» принесло ему!..

* * *

1869–1870 годы — один из самых тяжелых периодов в личной жизни Гончарова. Удары, нанесенные критикой по «Обрыву», трагически отозвались на писателе.

В мае 1869 года Гончаров уехал на лечение за границу, в Киссинген, взяв с собою все пять номеров журнала «Вестник Европы» — «для поправок» на досуге. Но вести, приходившие из России по поводу критики «Обрыва» в печати, подорвали у него всякое желание работать — готовить роман к отдельному изданию.

«В успокоение себе, — писал Гончаров С. А. Никитенко из Киссингена 10 июня, — я могу желать, при этом упадке духа и сил, чтобы соотечественники мои простили мне, что я живу и пишу — и забыли бы совсем и мое имя и перо…

Я ничего не делаю и — кажется — никогда больше не буду делать, а сам из литературы выйду в отставку, как вышел из службы и из общества». И не скрывая своей боли, признавался: «я весь изранен», «у меня отняли дух и самолюбие работать вновь», «я не могу подумать без отвращения о новых трудах», «будущности у меня нет — я морально умер».

Но Гончаров не вышел «в отставку» из литературы и «не похоронил себя». «В книге моей есть доброе и честное», — пишет Гончаров С. А. Никитенко 22 июня. Сознавая это, Гончаров находит в себе силы побороть чувство отчаяния, «упадка духа».

В письме к С. А. Никитенко Гончаров сообщал, что в Киссинген приехал Некрасов. «…Так как у меня с ним, — замечал он, — никогда стычек не было, то и неприятные его стороны от меня скрыты, а так он всегда любезен, наружно-добродушен и покоен. К тому же мы и молчим большей частию, между тем я привык прежде часто его видеть — и присутствие его не тяготит меня». Гончаров при встрече, конечно, спросил Некрасова «о ругательной статье» против него в «Отечественных записках» (то есть об анонимной статье Н. Щедрина «Уличная философия»), но Некрасов уклонился от определенного ответа. Там же, в Киссингене, Некрасов прочел 5-ю часть романа и, по словам Гончарова, положительно отозвался о ней, заявив якобы, что Гончарова «не поняли» и что роман он «должен непременно печатать отдельно и написать предисловие и растолковать мысль и цель романа».