i_8e24c74a9ae34e0c

Руслана ничего не ответила. Иногда бывает так, что людям нужен человек, чтобы выговориться, выплеснуть, так сказать, ему всю душу, выложить все подчистую, а тот человек, в свою очередь, должен только молчать и слушать. Со стороны это может показаться эгоистичным поступком, но никто в этом мире не железный.

Ирка еще побурчала себе что-то под нос, назвала Настю всеми нелестными словами — в разумном, конечно, пределе, – но затем, будто что-то вспомнив, резко схватила Руслану за плечи и с виноватым видом попросила прощения.

— Блина, Симба, прости! Я тут со своими тараканами полезла. Ну я и эгоистка. У меня тут подруге плохо, а я ей на баб жалуюсь… Стерва, — в сторону повторила Ирка, все еще не в силах забыть Настю.

— Да у меня такая же проблема, — с грустной улыбкой отозвалась Руслана.

— Все бабы козлы, — хмыкнула Ирка.

В комнате рыжей вновь воцарилось молчание, только не то тяжелое, которое обычно давит на собеседников, прижимает их к полу и заставляет волноваться, а другое, дружеское, в котором всегда чувствуется незримая поддержка.

Если бы у Русланы не было Ирки, а у Ирки — Русланы, невыносимо тяжко было бы переживать результаты своих мыслей.

— Не можешь забыть ее? — спустя какое-то время осторожно спросила Ирка.

— Не могу, — слишком резко ответила Руслана, а затем чуть слышно прошептала: — Не хочу… Понимаешь, мне кажется, если я отпущу ее из своего сердца, то я потеряю себя безвозвратно, отдам жизнь всепоглощающей пустоте. Мне кажется, это равносильно отказу от души, даже хуже. Слишком громкие слова, я понимаю, но по-иному выразить все то, что сидит у меня внутри, я не могу, Ир. Не могу.

На лице у Ирки отразилось понимание. Хотя рыжая и не могла полностью понять Руслану, она чувствовала, как ей нелегко. Невозможно полностью понять человека, если ты не чувствовал то, что он испытывает сейчас.

— А Влада?

Ирка смутно ощущала, что этот вопрос повис где-то в невесомости между желанием Русланы и ее совестью. Девушка глухим голосом ответила:

— Я не хочу делать ей больно. Уж кто-кто, а она точно не заслужила этого… Но и врать я тоже не хочу. За эти месяцы я привязалась к ней… Как же трудно было мне ответить на ее вопрос о татуировке! — воскликнула Руслана и поднялась с покрывала; подойдя к окну, она повернулась к Ирке и произнесла: — Я сказала, что это память о моем друге, о белом вороне, похороненном возле заброшенной стройки, — на какое-то время она замолчала, но затем заговорила вновь, и голос ее был хриплым и каким-то поломанным: — Это ужасно, Ир. Хуже лжи может быть только недосказанность или исковерканная правда, что, по сути, одно и то же. Ты погружаешься в это мерзкое ощущение и, отплевываясь от грязи, все больше и больше утопаешь в этом отвратительном чувстве.

— Пойдем на кухню! — внезапно произнесла рыжая и резво вскочила. — Еда — лучшее средство против всех проблем! Дава заварганим де ля иишницу*!

— Что-что? — переспросила Руслана, не в силах сдержать улыбку.

— Иишницу! — произнесла Ирка таким голосом, словно бы Руслана была несусветной бездарностью, раз не знала, что это. — Де ля которая.

— А причем тут де ля…

— Ай, — шикнула Ирка, — пойдем уже.

И, не поясняя больше ничего, Ирка, чеканя шаг, направилась в сторону кухни. Руслана смотрела ей вслед и чувствовала, как теплое чувство благодарности разливается по телу. Ирка научила Руслану тому, что, как бы ни было тебе тяжело, никогда не следует отчаиваться, сдаваться и опускать руки.

Прижимая ладонь к груди, Лена тяжело дышала и с презрением смотрела на Тимура. Парень, всю одежду которого составляли разве что семейники, с мольбой смотрел в зеленые глаза девушки, надеясь тем самым снискать себе хоть каплю понимания или, на худой конец, прощения. Попытавшись подойти к девушке поближе, он тут же был остановлен очередной стеной льда, которая в считанные мгновения возникла между парнем и девушкой.

Прекрасный романтический вечер постепенно перетек в страсть, но одна мелочь, которую Тимур счел несущественной, вдребезги разбила все очарование и показала Лене ужасную правду, с которой девушка сталкивалась не в первый раз. Однако сейчас она могла стать последней и поставить точку в отношениях Лены и Тимура.

На шее парня красовался засос, точно алый цветок на блеклом поле. Он исчез еще недостаточно, чтобы его можно было бы не заметить. Тимур тщетно пытался заверить Лену, что это ее рук, вернее, губ дело, но девушка не верила, поскольку знала, что это неправда.

— Ты обещал мне прекратить!

— Лена, этого больше не повторится! Я обещаю. Пожалуйста, дай мне еще один шанс. Я знаю, ты не хочешь сейчас меня слушать. Но я правда хочу исправиться! Я… — он осекся, встретившись с девушкой взглядом.

Лена долго смотрела в глаза парня и напряженно всматривалась в его лицо в попытке уловить хоть каплю искреннего раскаяния, и судя по тому, как она вздохнула, девушка все-таки поверила. Но она никогда не принимала серьезных решений сгоряча, а потому, закрыв на несколько секунд глаза, холодно, голосом, который не потерпел бы никаких возражений, произнесла: