i_0e02284c13ff104d

- Есть у меня один друг, да.

- И что же, тебе нравится с ним?

- Да. Но знаете, Вера Николаевна, иногда у меня в голове происходят

разные вещи, которые не должны бы происходить на самом деле, понимаете?

- мне было сложно подобрать слова, поэтому я говорил очень медленно, боясь сказать лишнее, но желая, чтобы она услышала невысказанное,- и вот

с другом с моим тоже. Я даже не знаю, как объяснить…

- Артём,- она прервала меня на полуслове, взяла за плечи, как в тот раз, когда я впервые пришёл на собрание, и посмотрела в глаза. - Никогда!

Слышишь, никогда не делай больше того, что ты делаешь со своим другом, понял? И выкинь из головы всё, что тебе там мешает. Освободись. Нельзя

думать и делать то, что ты делаешь и думаешь. Но кроме тебя никто не

сможет с этим справиться.

Мне стало не по себе. Она всё знала, всё понимала - и осуждала моё

поведение. Более того, она рассматривала это не как болезнь, но как

порок, с которым я должен совладать сам.

Вера Николаевна отпустила меня, и мы вместе пошли на кухню с горой чашек

и блюдец в руках. Когда мы зашли, она вдруг радостно сказала, обращаясь

к маме:

- Знаешь, я сейчас посмотрела не твоего Артёмку и увидела: у тебя будет

трое прекрасных внучат. Одна девочка и два карапуза.

Второй раз за день от её слов у меня внутри всё перевернулось. Девочка и

два карапуза. Это хорошо, конечно, потому что, помимо всего прочего, означало, что мне удастся справиться. Но несмотря на то что новость была

положительной, она покоробила меня, настолько чуждыми мне казались

карапузы. Я корил себя за это, ведь Вера Николаевна не могла ошибиться: если она видела что-то - это непременно должно быть правдой. Но мне

стало страшно при мысли о пути, который мне придётся пройти, чтобы

оправдать её пророчество.

Я окончательно запутался. Никогда не повторять того, что случилось с

Сергеем - не было ничего проще. Но как можно не думать? Как освободиться

от того, что мешает мне? И ещё эти карапузы, которые когда-то, видимо, очень нескоро, должны появиться на свет. Я чувствовал себя слабым, потому что не знал, с чем мне нужно бороться. Враг был, но он был

невидим. Это была не просто дурная привычка, от которой легко отказаться

- типа перестать грызть ногти или бросить курить. Это нечто было частью

меня самого. Перестать смотреть на парней в школе? Перестать волноваться

в раздевалке спортзала? Перестать перед сном думать про свинопаса, Артура, а теперь ещё и про Сергея? Я ведь уже пытался бороться с этим

несколько лет назад, когда всё только начиналось, но без особого успеха.

Попробовать ещё раз? Но какой смысл, если я заранее знаю, что моя затея

обречена на провал? Может, не нужно вовсе ничего делать, ведь если Вера

Николаевна предрекла этих детей, то они должны родиться независимо от

того, буду я бороться со своим пороком или нет?

После этого разговора тревожность и осознание собственной ничтожности и

испорченности не оставляли меня ни на секунду. Я старался меньше

общаться с Артуром, мне казалось, что он провоцирует меня и тем самым

препятствует моему выздоровлению. Я перестал даже здороваться с Сергеем, каждый раз при встрече принимая серьёзный вид и кивая головой с таким

видом, будто спешу на заседание кабинета министров. Я пытался не

ругаться с мамой, потому что отношения с ней ведь тоже были частью моей

кармической задачи, но не спорить с ней не получалось, поводы для

скандалов множились, как грибы после дождя. Я был бы рад совсем

запереться, скрыться от мира в своей комнате, как в келье, не

разговаривать и не видеться ни с кем, но это было невозможно, к тому же

самое страшное происходило именно в те моменты, когда я оставался

наедине с самим собой.

Погружённый в себя, я не обращал внимания на то, что происходило вокруг, и почти пропустил новую интрижку Артура. Вообще-то он знакомил меня не

со всеми своими девушками, менявшимися достаточно часто, но если

отношения затягивались более чем на неделю, их было технически

невозможно утаить. Ну, или, скорее, Артуру было трудно скрыть меня от

этих знакомых.

Катя бросила школу после девятого класса, проваландалась пару лет без

работы и учёбы и теперь готовилась поступать в лицей. Раньше он

назывался ПТУ, и готовили в нём строителей, укладчиков плитки и

плотников. А теперь его переименовали, повесили над дверями красивый

голубой плакат и стали выдавать дипломы менеджеров по туризму и ещё

чему-то непонятному, но жутко модному. Катя только и говорила, что об

этом лицее: мол, пусть место не очень-то известное, но зато дают

специальность, так что потом можно легко найти работу.

Она была девушкой простой, невзрачной. Если представить себе час пик в

метро, или толпу на первомайской демонстрации, или людей, выходящих

вечером из фабричной проходной, то эта толпа состояла бы из таких вот

незаметных девушек. Небольшого роста, с чуть полноватой фигурой, они

заполняли пространство трамвая и стояли в очередях в универмаге. Простые

русые (или даже серые) волосы всегда собраны в хвост и затянуты

невидимой резинкой. Губы, глаза, нос, лоб - всё это казалось слишком

русским, деревенским и абсолютно незапоминающимся. Когда я увидел её