i_0e02284c13ff104d

в университет. Хотелось убежать куда-то ото всех эти проблем, которые я

создал себе сам. Осознание, что они все здесь, рядом, люди, которых я

люблю, но которые не любят меня, давило на меня. Андрей живёт так

близко, но мы не можем видеться. Артур сидит за соседней партой, но даже

не здоровается со мной. Катя тоже где-то здесь, то ли с Артуром, то ли

снова с Андреем,- мне и спросить-то было некого. И мама, у которой снова

началась полоса молчания,- она только кивала головой, встретив меня в

коридоре. К тому же она почему-то перестала краситься и вообще ухаживать

за собой, ходила вечно то ли заспанная, то ли заплаканная, похожая на

ведьму. И весь этот маскарад был затеян лишь затем, чтобы я в полной

мере ощутил свою вину. Если бы она только знала, что её настроение и

состояние - последнее, что меня заботило.

Убежать, скрыться куда-то. Оставить их всех навсегда в этом городе, пусть варятся в своём соку, а мне нужны другие друзья и другие

горизонты. Жаль только, нельзя найти где-то другую маму.

В один из дней я проснулся со словом, которое приснилось мне и будто

прилипло к губам: Москва. Вот решение всех моих проблем. Андрей говорил, что в тамошнем университете тоже готовят журналистов, так почему бы не

поступить туда? Ведь они даже общежитие дадут. А экзамены наверняка те

же самые.

Я решил не говорить ничего маме, чтобы у неё не было возможности

помешать мне, но начал собирать информацию о поступлении в МГУ. Даже

если я вдруг провалюсь на экзаменах в этом году, то уж непременно

поступлю в следующем, но из Москвы точно не уеду. Буду работать

официантом, барменом, а может, получится найти работу в каком-то

журнале? В любом случае я должен уехать отсюда, уехать навсегда.

Артур ждал меня на скамейке возле парадной. Видно было, что он сидит

здесь давно, наверное, специально ушёл с последнего урока, чтобы

опередить меня. Зачем он пришёл? Уж точно не мириться, больно

воинственный был у него вид.

Не говоря ни слова, я сел рядом и посмотрел на двор, прищурив глаза от

солнца. Вот он, мой двор. Совсем не изменился за последние 17 лет.

Правильный прямоугольник между двумя длинными девятиэтажными домами. С

одной стороны растут кусты, в которые мама, помнится, запрещала ходить, чтобы не порвать одежду, а с другой - низкий металлический заборчик, его

постоянно красили то жёлтой, то зелёной краской. Большие каменные фигуры

Крокодила Гены, Чебурашки и ещё какого-то фиолетового монстра, я уж и

забыл, из какого мультика. Они немного пообтрепались за эти годы, но

были ещё во вполне сносном состоянии. Ничто не менялось, разве что

песочницу по весне обновляли, вот и теперь посреди детской площадки

возвышалась гора песка, ещё не растасканного малышнёй. Яркое майское

солнце освещало каждый закоулок, каждую скамейку, каждое деревце вокруг

площадки. Сердце вдруг защемило от мысли, что я должен бросить всё это и

никогда больше сюда не возвращаться. Почему именно никогда? Я и сам не знал.

- Ну, что ты мне скажешь, Тёма?

- В смысле?

- Ну что в “смысле”,- передразнил меня Артур,- я хотел бы знать, Артём

Сергеевич, зачем вы устроили всю эту хуйню.

Мне вдруг захотелось всё ему рассказать. Всё равно мы скоро расстанемся, и, возможно, больше не увидимся. Было неприятно думать, что в глазах

лучшего друга ты навсегда останешься предателем. Хотя предателем я и так

останусь, но по крайней мере этому будет объяснение. И, кто знает, может, не сейчас, так через много лет, когда эмоции останутся в прошлом, он поймёт и простит меня?

Но как сказать всё это? С чего начать? “Артур, я гомосексуалист и люблю

Андрея”,- так, что ли? Звучит слишком дико, чтобы произнести это вслух.

- Ну, что ты молчишь, Тёма? - начинал раздражаться Артур.

- Я не знаю, что тебе сказать, Артур. А что с Катей? - вдруг зачем-то

спросил я.

- А тебе, блядь, какая разница, что с Катей? Или тебе твой новый друг не

доложил до сих пор? Что же так всё странно у вас, ты ему всё

рассказываешь, а он тебе нет?

Значит, она вернулась к нему. Значит, надежды нет.

- Ну, так что же?

- Что?

- Тёма, блядь, чё ты чтокаешь? Я тебя спрашиваю, зачем ты всё это

наделал? Кто тебя просил? Зачем ты, блядь, рыло своё поганое суёшь

везде, где не нужно?

- Не знаю,- только и смог промямлить я.

- А кто, блядь, знает? Я, блядь, думал ты мне друг, а ты просто

подстава. Зачем ты вообще полез туда? Тёма, скажи мне, может я не

понимаю чего?!

Да, да, да, Артур, Артурчик, милый мой дружок, ты ничего, ничегошеньки

не понимаешь, но, боюсь, и не поймёшь. Как мне объяснить тебе?

- Тёма, ну что ты молчишь-то? А я тебе скажу, зачем ты это сделал. Ты

всегда был, бля, таким правильным: это можно делать, это нельзя. Матом

не ругайся, на людях не дрочи, трахайся только с теми, с кем мама

разрешит, так ведь, правда? Ты ради этого всё сделал, чтобы все были

такими же правильными, как ты? А тебе мама не говорила в детстве, что

нехорошо друзей подставлять? Этому тебя, блядь, не научили?! А что

обманывать нехорошо, это-то ты прекрасно, знаешь, так ведь? Только вот

это нам всем обманывать нельзя, а как тебе, так можно, да, бля?

Я молчал. Из трещины в асфальте выполз муравей. Всё ему нипочём, ни с