В этот момент Знаменскую кольнуло нехорошее предчувствие. Она помнила, как жадно слушал Борис рассказы членов экипажей гигантских космокрейсеров и видела в этой неподдельной заинтересованности признаки поворотного момента. В России издавна элита была готова служить где угодно и кем угодно, если это было нужно для блага родной страны и её народа. Подготовка молодёжи в элитных учебных заведениях всемерно поддерживала эту способность на протяжении ряда поколений.
И тогда Знаменская вдруг поняла, что её сын Борис, единственный среди братьев, кто сделал осознанный выбор в пользу армии, сегодня сделал второй, гибельный для него лично выбор в пользу военно-космических сил России. Она знала, что Борис способен пойти на крайности, если это будет нужно для блага родной страны, а это означало, что он, как минимум, добьётся высших командных уровней в космосилах России. А такие уровни означали ещё большую степень приближения к мерцающей мертвенным светом грани, за которой стояла смерть.
Уже на протяжении многих веков элитные российские космические офицеры любого ранга - от мичмана и до адмирала космофлота России - предпочитали гибнуть сами, чем подставлять под смертельные удары своих подчинённых. Они никогда не выделяли себя из массы рядовых и младших сотрудников космофлота, ели ту же самую пищу, спали на тех же самых постелях, проходили те же самые ужасающие полосы препятствий и тренажёры полной боевой реальности. Они не носили на кораблях и в расположении российских воинских подразделений какой-либо особой офицерской формы: очень часто - только офицерский знак-птицу с нанограммой-информером.
Они, офицеры космофлота России, часть от всего многовекового офицерства всегдашней Российской империи, стояли по пятнадцать вахт подряд, не спали неделями и месяцами, но, даже падая с ног от усталости, испытывая жесточайшую боль и изнуряющий голод, выходили вперёд, отодвигая с линии огня тех, кем командовали, тех, кого могли в любой момент послать на смерть и знали, что они выполнят задачу ничуть не хуже. И всегда в критические моменты вперёд выходили офицеры российских космосил, рядом с которыми становились офицеры других секторов Силового Кольца России. Слова врагов: "У русских каждый может быть командиром" означали, что после гибели офицеров их сохранённые подчиненные были способны совершить чудеса и добиться победы в безнадёжных ситуациях.
Но до того момента, когда на стол президенту воюющей с чужепланетным врагом России, уже отправившей в пасть тысячеглавому дракону сотни кораблей с неумеющими отступать соотечественниками, ляжет сообщение о гибели сына ещё было долгих тридцать лет.
Тогда, в тот момент боли и горя Виктории Станиславовне едва исполнится шестьдесят, а её Борису, добившемуся перевода на третью линию обороны Земли - тридцать пять. У него впереди будет большая часть жизни. Он мог бы доверить всё умнейшей автоматике, сработанной десятками тысяч "Левшей" России в кратчайшие сроки. Он мог бы полностью довериться нанокомпьютерам, которые сам лично неоднократно настраивал и проверял. Он мог бы оставить всё на волю техники и уйти вместе со всеми в защищённый контур крейсера на период осуществления главного удара. Он мог. Но движимый вечным порывом, властвующим над элитой России, прошедшей многолетнюю школу спецназа, он, командир корабля, не оставит центральный пост вверенного ему крейсера, приказав всем остальным офицерам и солдатам немедленно покинуть мостик. И язык плазменного разряда испепелит надстройку командного центра корабля тогда, когда в ней останется только один человек - её сын.
И, ощутив в ту же самую секунду его гибель, она, президент России, ведущая борьбу с неизвестным и невероятно изворотливым врагом, железным прессом воли подавит в себе рвущийся вулканической лавой наружу пугающе вибрирующий крик смертельно раненой львицы.
Она не изменится в лице, её тело не сведёт судорога напряжения, а психический панцирь зажмёт в тиски рвущиеся наружу рыдания. Окружавшие её офицеры и иерархи высшего кольца управления страной поймут: теперь Президент России перешла границу, за которой её беспощадность будет остановить практически невозможно. Но она, страдая от душащих волн боли и горя, едва не падая от подступающих к горлу щупалец обморока, не отдаст приказ о немедленном наступлении новой волны только что построенных кораблей возмездия - ставших легендами элитных ударных "пятисотствольников" до тех пор, пока сама лично не проверит степень готовности каждого корабля и каждого экипажа.
Её помощники поймут, как сильно ей хотелось в ту же секунду отдать приказ с одним только словом "мщение" и как она хотела своими собственными глазами увидеть корчащиеся под лучами незамедлительно подошедших бы из резерва Верховного военного командования России на дистанцию прямого выстрела шестидесяти восьмисотствольных "Алмазов" многочисленные корабли главной эскадры Чужих, один из которых выстрелом своей плазменной пушки лишил её сына.
До этого было так далеко и теперь это "далеко" было так близко.