Homo scriptor. Сборник статей и материалов в честь 70-летия М. Эпштейна

В то время как альтернативные генеративные пространства появлялись на протяжении всей истории – от культуры карнавала до фестивалей типа «Burning Man», интернет стал первым в истории глобальным, широкодоступным и постоянно существующим генеративным пространством. Историко-эволюционный анализ показывает, что появление такого феномена не случайно. Рост уровня рисков балансируется ростом уровня разнообразия и потенциала влияния отдельных индивидов, новыми системными возможностями интеграции и масштабами ресурсов преадаптации. Представленный выше анализ показывает, что поддержка генеративности интернета как альтернативного пространства, способного при участии широкой аудитории предлагать непредсказуемые пути развития, является общим интересом как для пользователей интернета, так и для государственных институтов. Именно сохранение генеративности является принципиальным фактором устойчивости социальных и политических систем в свете грядущих кризисов. Ограничение генеративности, в свою очередь, неминуемо ведет к ситуации, когда ответом на вопрос Билла Джоя «Нужны ли мы будущему?» станет короткое «нет».

Беседы с Эпштейном

ИЗ ПЕРЕПИСКИ С МИХАИЛОМ ЭПШТЕЙНОМ О РУССКОМ ПОСТМОДЕРНИЗМЕ И ДУХОВНЫХ РАСПУТЬЯХ

Дмитрий Шалин

В середине 1990-x годов постмодернизм – самая горячая тема в дискуссиях о путях русской и мировой культуры. Споры вызывала прежде всего сама приложимость этого понятия к русскому контексту; ведь даже модернизм здесь был насильственно прерван революцией и вытеснен соцреализмом, какой уж тут постмодернизм? Но даже если признать его приход в Россию, пусть и запоздалый, то можно ли принять его систему ценностей (или отсутствие таковой)? Подрыв понятий истины, авторства, универсальных моральных критериев, деконструкция любых мировоззрений, радикальный плюрализм или релятивизм – не хуже ли эта чума, чем недавно преодоленный марксизм?

Еще в 1980‐х годах М. Эпштейн как теоретик новых литературных движений: метареализма, концептуализма, презентализма, арьергарда – пытался обосновать их родство с поэтикой и философией постмодернизма, а с 1990 года рассматривал их как направления внутри постмодернизма, или «послебудущего», как он его первоначально называл[873]. Он полагал, что у постмодернизма есть своя глубинная моральная и даже религиозная интуиция, близкая к тому, что в христианской теологии называется апофатикой – неименования, неовеществления высших ценностей, которые должны оставаться в области молчания и постигаться посредством иронии, пародии, эклектики, цитатности. Вместе с тем постмодернизм, на взгляд Эпштейна, обращен в прошлое и слишком зависит от него, определяясь как «пост-» по отношению ко всему тому, что ему предшествовало (модернизм, историзм, утопизм, коммунизм и т. д.). Поэтому с середины 1990‐х Эпштейн пытается очертить начало новой культурной формации, идущей на смену постмодернизму, которую он условно называет «прото-» или «протеизм»[874].

Начало этой переписке положило мое письмо Михаилу Эпштейну от 31 октября 1996 года, где я высказал критические соображения по поводу его книги «After the Future: The Paradoxes of Postmodernism and Contemporary Russian Culture» (Amherst: University of Massachusetts Press, 1995)[875]. Толчком к следующему моему письму, от 16–28 апреля 1997 года, послужила подборка материалов по проблемам российского постмодернизма, переданная мне Эпштейном.

В своем ответе М. Эпштейн пишет об опытах персонажного мышления и проблемах русского исторического пути и распутья, затронутых в ходе подготовки ко Второй невадской конференции по русской культуре[876]. Перевод с английского моего письма и ответ на него М. Эпштейна вместе с заметкой о «русском распутье» приведены ниже с некоторыми сокращениями.

Письмо Д. Шалина от 16–28 апреля 1997 года (О постмодернизме, концептуализме и исторической травме)

Миша!

Я начал это письмо пару недель назад, после того как познакомился с содержимым вашей посылки. Разные дела мешали мне закончить сие послание, но сейчас оно готово к отправке.

Прочел ваши книги и статьи о русском постмодернизме, а также работы, опубликованные под псевдонимами, и у меня теперь есть объемное представление о вашем проекте, глубина и изобретательность которого впечатляют. С нетерпением жду вашей главы о русской религиозной культуре для нашего сборника. Как я понимаю, вы начнете с обзора апофатической теологии в православной традиции и через русскую иконографию и раннее искусство выйдете на Серебряный век с его амбивалентным отношением к человеческому телу. Далее разговор пойдет о русском авангарде, социалистическом реализме, соц-арте и концептуализме. Сорока– пятидесятистраничная рукопись не даст вам возможности полностью развернуться, но текст позволит здешней аудитории оценить масштаб и значение вашего проекта.