Homo Navicus, человек флота

Женская баня была на одной палубе, мужская на другой.

Дверь в мужскую парилку была напротив каюты Чугунова, через коридор шириною в шаг. Очень удобно: разделся в каюте, шмыг — и в парилке. Попарился, завернулся в простыню, шмыг — и в каюте.

Лег чистый, расслабленный и томный, медленно остывая от жаркого пара, на койку, зевнул счастливо, сбросил простыню, потянулся…

Дверь распахнулась и в каюту буквально ворвалась буфетчица Вероника. Она в три шага пересекла каюту и шлепнулась в кожаное кресло (шлепнулась потому, что соприкосновение кожи с кожей при определенном ускорении создает этот звук «шлеп!»), стоявшее напротив двери, у иллюминатора. Вероника была молода, пышнотела, красива. На ней всегда были мини-юбка, белый беретик, накрахмаленный фартучек и белая блузка с глубоким декольте, из которого рвались на волю груди. Это все в комплексе затрудняло прием пищи в кают-компании — космсостав часто давился то ли едой, то ли слюной, — но придавало трапезе этакое изысканное эстетство (не путать с эстетичностью!).

Сегодня она была в мини-халатике, застегнутом на одну пуговицу где-то повыше пупка, и без нижнего белья. Наружу рвалось все, розовое после бани.

Усевшись в кресле, Вероника перекинула ногу на ногу а-ля Шерон Стоун, отчего у Чугунова потемнело в глазах, и томно произнесла, трепеща ресницами:

— Вот Вы умный, я давно хотела спросить, верите ли Вы в любовь? Как здесь жарко! — и расстегнула последнюю пуговицу халата.

Одной рукой Чугунов пытался набросить на себя простыню, но запуталась, проклятая, не вырвать из под спины, прилипла; другой прикрыл чресла, но ладони уже явно не хватало.

От увиденного член, этакая скотина, вырос мгновенно, не считаясь с волей и моральными принципами Чугунова.

— Выйдите немедленно… Что Вы себе позволяете…, -хрипел Чугунов. Оторвать глаза от искусительницы он просто не мог. Пришло достойное решение: бежать! Он уже подобрался для прыжка.

Но дверь, после фамильярного стука согнутым пальцем, отворилась сама.

— Нельзя! — завопил Чугунов.

В дверях стоял командир лодки, из-за плеча у него выглядывал Петрович. Оба замерли на время, необходимое, чтобы прийти в себя от увиденного.

— Извините, — сказал Петрович, — Мы тут повестку дня партсобрания пришли согласовать, но, вижу, не вовремя.

— Простите, что помешали отдыхать, — вторил ему командир, нагло уставившись на ладонь, прикрывающую чресла на манер слишком короткой кольчуги и с тем же бесполезным результатом, а потом переведя взгляд на Веронику.

Дверь закрылась.

Чугунов, плюнув на стыд, вскочил, завернулся в злополучную простыню и бросился вслед за гнусной парочкой. Догнал, запыхавшись.

— Товарищи офицеры, это не то, что вы подумали…

— Конечно не то.

— Да не было ничего, я вас уверяю.

— Конечно, не было.

— Вы что, мне не верите?

— Верим, верим, — отвечали негодяи, но при этом как-то гнусно улыбались, отводили глаза в сторону и даже, казалось, панибратски подмигивали.

В это время мимо них проплыла — уже застегнутая — Вероника.

— Ах, какой мужчина! — проворковала она, послала Чугунову воздушный поцелуй и скрылась за поворотом коридора.

Чугунов понял, что оправдания после таких заявлений будут лишними, зло сверкнул глазами и удалился в предавшее его логово, еще пять минут назад бывшее уютной каютой, буркнув:

— Между нами.

— Есть! — откозыряли подводники.

Понурая спина Чугунова, удалявшегося по коридору, выглядела жалко. Он, завернутый в простыню, как в тогу, был похож на парламентария, которого благородные и справедливые жители Афин только что подвергли остракизму и изгнали из города.

— Петрович, а мы не того, не переборщили? — спросил командир.

— Нормально, переживет. Зато тебя спасли. Искусство интриги требует жертв, — подытожил Петрович. — Пойдем, людей отблагодарить надо.

Расплачивались сухим вином и собой. Вероника получила по две ночи с каждым (мужчин на судне было втрое меньше, чем женщин) за блестяще исполненную партию и ящик сухого вина за вынужденный стриптиз. Правда, она, вспоминая что-то увиденное, вздохнула:

— А жаль, что до насилия так и не дошло…

Радист получил две бутылки сухого за предусмотрительно «испорченную» рацию: а вдруг Чугунов решился бы нарушить график связи из-за чрезвычайных обстоятельств. Три бутылки были отданы первому помощнику капитана, чтобы не верил наговорам на Веронику, никакая она не б…дь, а приличная, отзывчивая и порядочная женщина.

Бутылок пять выпили сами, празднуя победу. Простой и гениальный план основывался на том, что дверь в каюту Чугунов не закрывал. Оставалось найти союзницу, «вывести» из строя рацию, проследить, когда Чугунов выйдет из парилки, загнать в каюту Веронику и вовремя появиться самим, уличить «глаз партии» в прелюбодействе и убить его тем же оружием, которое он заготовил для командира.