Homo Divisus

— Экспедиция к далеким планетам, возвращение спустя многие годы…

— Нет, это не для меня.

Она помолчала.

— А имя профессора Бедфорда тебе ни о чем не говорит?

— Нет. Какая-нибудь теорема, закон? А может, я должен его помнить по какому-нибудь съезду?

— Нет. Это было задолго до твоего рождения. Твой отец наверняка знал это имя.

— Так позвони отцу и спроси, если тебе так необходимо.

— Не шути.

— Я говорю вполне серьезно.

— Я знаю, кто такой Бедфорд. Впрочем, неважно, чем он занимался. Он вошел в историю как первый человек, который дал себя заморозить. Он умирал от рака, состояние было безнадежным, его тело охладили, так что в организме прекратились все жизненные процессы. Потом его поместили в герметическую оболочку и погрузили в жидкий азот. Теоретически процесс был обратимым. Но только теоретически… В то время никто не в состоянии был его реанимировать.

— И он согласился?

— Да. Это было его желание. Переждать, пока люди не научатся возвращать замороженным телам жизнь и вылечивать рак. Для него время остановилось.

— Он умер?

— Нет, он по-прежнему ждет. Он находится вне времени, как космонавты, которые летят к Урану или Нептуну. Когда он проснется, Вега переместится на небе и в глубине Космоса разгорятся новые солнца.

Корн смотрел на Кому, видел ее неподвижные глаза и лицо, черты которого становились тем четче, чем пристальней он вглядывался.

— Для него время будет такой же проблемой, как и для меня? — спросил он.

— Да.

Корн понял. Итак, он находится в другом времени. Сколько прошло лет? Не столетий, конечно, а лет, — ведь люди остались такими же, как и он, быть может, немного другими, но все-таки обычными людьми. А может, они иные, только являются ему в таком обличье, которое он знает, в обличье, предназначенном для таких, как он, путешественников, вынырнувших из жидкого азота? А мир изменился, и объективно существующая картина мира иная, чуждая и, значит, пугающая? Он смотрел на ровно светившиеся стены и старался не волноваться.

— Сколько… сколько лет прошло? — наконец спросил он.

— Полвека. С небольшим.

— Это много? — спросил он и тут же подумал, что такой вопрос не имеет смысла. Однако она поняла.

— Пожалуй, много, — Кома смотрела на него своим отсутствующим взглядом.

— Сейчас мне было бы больше восьмидесяти…

— Не думай так. Тебе тридцать один год. Помни — тридцать один! Только это правда и только это имеет значение. Ты возвращаешься из путешествия, из далекого путешествия, как космонавт.

— Ты веришь в то, что говоришь? А, Кома?

— Верю.

— Ну и что? Это же другой мир.

— Люди остались такими же. Остальное — технический декорум.

— Возможно, такими же, но не теми же. У меня была семья, друзья.

— У тебя все впереди…

— Что ты можешь еще сказать… Но все будет не так просто.

— Ты предпочел бы умереть, не просыпаться?

— Не знаю. Пожалуй, нет, — он перевел взгляд со стен на лицо девушки и снова увидел светлое пятно.

— Это был единственный выход, не считая смерти.

— Бедфорд…

— Да. Только у тебя изначально было больше шансов. Он еще ждет. Для него мир будет еще сложнее…

— Но он согласился сам!

— Какое это имеет значение? Ты давал согласие на свое рождение?

Корн взглянул на Кому, и ему захотелось остаться одному.

— Похоже, я для тебя… подопытная свинка. Не иначе, ты пишешь диссертацию, — съязвил он и тут же пожалел о сказанном.

— Я не пишу диссертацию, — сказала она. — Просто я хочу облегчить тебе жизнь в нашем несколько изменившемся мире.

— Итак, изоляция окончилась?

— Да. Одежда ждет тебя, — она показала на, приоткрытый стенной шкаф. Корн мог поклясться, что раньше шкафа там не было, но промолчал. — Завтра посмотришь несколько стереофильмов…

— … и можно будет уйти?

— Да.

— В любой момент, хоть сразу же?

— Да. Только я не советовала бы торопиться. Впрочем, поступай, как знаешь. И еще одно: вот твой знар, — она протянула ему маленькое металлическое колечко с выбитыми на нем знаками.

— Это что? Удостоверение личности?

— Больше. Единственная вещь, которая тебе действительно необходима. Запомни свой знар. Можешь забыть свое имя, но знар — «знак распознания» — помни всегда.

Стены потускнели, и лицо девушки стало расплываться. «Я не хочу засыпать», — подумал он и погрузился в забытье.

Проснувшись, он прикоснулся ко лбу и нащупал углубление, оставленное шлемом. Был день. На деревьях за окном трепетали первые маленькие листочки.

2

Упражнение он проделывал не спеша. Легко подтянулся, коснувшись подбородком перекладины. Металл был гладким и прохладным. Он расслабил мускулы и резко опустился на всю длину рук. Взглянул на Рода, который стоял на эластичном полу, во вмятине, образовавшейся под тяжестью его тела.

— Продолжай, — приказал Род.