Читаем HiM полностью

П о с т у м. И тут появляюсь я. Чтобы запечатлеть. Чтобы остались хорошие, качественные портретные снимки. Ребенок, родители. На руках у матери. У отца. У бабушек-дедушек. Иногда у меня есть два-три дня, иногда все кончается гораздо раньше, так что важно не опоздать. А еще я делаю слепки.

П р о г р а м м е р. Ты имеешь в виду посмертную маску? С младенца?

П о с т у м. Нет, маску с младенца просят редко. Обычно я изготавливаю слепок с ножки или ручки, когда ребенок еще жив. Чаще с ножки – ее легче потом ставить на полку.

Ж е н щ и н а. Боже мой… на полку.

Пауза

П р о г р а м м е р. А Трай? Она ведь и в самом деле говорила о неудачных родах. Выходит, ты ее знаешь еще с тех времен?

П о с т у м. Это было ужасно. Ужасно. Им сказали, что ребенок умрет через полчаса, – по всем медицинским показателям он не мог дышать самостоятельно. А он все жил и жил. Прелестный мальчик. И они подумали, что, возможно, врачи ошиблись в диагнозе. Это ведь случается, правда? Ну, не на сто процентов ошиблись, потому что ребенок все-таки во многом реагировал неправильно, например, не мог сосать - но ошиблись. Это самый страшный вариант – когда появляется надежда. Лучше бы ее не было совсем. Обычно ведь как - сначала тебя оглушают известием, что ребенок обречен. И ты какое-то время действуешь автоматически, оглушенно, будто под анестезией. По сути, это и есть анестезия, самая настоящая. Потом-то она отходит и появляется боль, но уже не острая, а тупая и мягкая. Давит, мешает дышать, но не убивает. И совсем иначе, когда вдруг появляется надежда. Она сразу включает фантазии. Ты начинаешь представлять всякие картины, строить планы, прикидывать, сопоставлять. Ты выходишь из оглушенного состояния. И когда смерть все же приходит, ты беззащитен, открыт настежь. И она втыкает в тебя нож по самую рукоятку и принимается проворачивать в ране, наматывая кишки. И вот это уже совсем другая боль. Совсем-совсем другая.

Пауза

П о с т у м. Они сбежали из больницы неожиданно для всех. Поэтому диск с фотками остался у меня. Ну, остался и остался – часто клиенты не забирают фотографии сразу, обращаются через месяц-другой после похорон. Так что я храню диски в картотеке и жду, когда люди обратятся, чтобы все шло в их собственном темпе, чтоб не травмировать. Но они все не звонили, и мне пришлось наводить справки в больничном архиве. К тому времени прошло уже месяцев восемь. И мне рассказали, что ребенок прожил еще полтора месяца. От меня скрыли факт самоубийства матери; знаете, такие вещи предпочитают не афишировать. Семья переехала в неизвестном направлении, телефоны не отвечали, передать диск было просто некому. Адрес электронной почты всплыл значительно позже.

Ж е н щ и н а. И тогда ты записал ее в Хайм под именем Трай и отправил ей приглашение.

П о с т у м. Да. Я и понятия не имел, что мать давно уже мертва. Узнал об этом позже, случайно. А тогда я хотел хотя бы немножко облегчить… я хотел заменить ей ушедшего мальчика. Или хотя бы попытаться.

П р о г р а м м е р. Попытка не пытка.

П о с т у м. Да. Она любит повторять эту поговорку.

Подходит к спящему Мужчине, ласково гладит его по голове.

Ж е н щ и н а. Ты спас ее, мальчик. Теперь она в Хайме. Теперь она в полной безопасности. Теперь ей ничто не угрожает. Ни болезнь, ни насилие, ни смерть. Она никогда уже не закричит от боли; ни друзья, ни враги никогда не предадут, не сотворят тех мелких, крупных, а то и непоправимых гадостей, которые они ежечасно творили ей там, снаружи. Здесь, в Хайме, никто не схватит ее за горло, никто не заставит быть тем, кем она не хочет. Она наконец-то обретет главную свободу – свободу быть собой.

Постум поднимает голову – по лицу его текут слезы.

П о с т у м. У нее такое спокойное лицо…

Ж е н щ и н а. Пусть поспит. А потом я сделаю ей последний укол. Программер закончил, а значит, нет необходимости заставлять ее страдать и дальше. Зачем? Эта оболочка не приносит ничего, кроме боли.

П о с т у м. Да-да, конечно…

П р о г р а м м е р. Ночью вынесем ее наружу. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов.

П о с т у м. Да-да, конечно…

Ж е н щ и н а. Ну вот и хорошо, мальчик. (обнимает Постума за плечи) А потом придет и наш черед. В принципе, можно было бы уйти и сейчас, вместе с Трай, но я предлагаю дождаться Программера. Не бросать же его одного в этой клоаке… Что скажешь, Программер?

П р о г р а м м е р. Спасибо, Найт.

Ж е н щ и н а. Ты ведь сможешь сделать клон самого себя, правда? Клон бога и царя? Понимаю, это сложнее, чем клоны клиентов…

П р о г р а м м е р (пожимает плечами). Сложнее, но ненамного. Честно говоря, я начал работать над этим еще на прошлой неделе. Так что программа уже учится быть мной. Месяцок-другой, и дело в шляпе. Новая версия, Хайм три-ноль-ноль. (отходит к своему рабочему столу)

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги