М у ж ч и н а. И тут жена спросила: «Что с ним случится? После отключения?» И сестра сказала: «Всё кончится минут через двадцать. Или через полчаса. Он просто перестанет дышать, и всё». И жена сказала: «Я хочу, чтобы он был со мной, когда это произойдет. У меня на руках». А сестра сказала: «Конечно» и подтолкнула ко мне планшет. Она явно хотела побыстрее получить эту подпись, и я подписал, чтобы не заставлять ее ждать. И сестра вздохнула – в точности, как врач, тем же самым вздохом, и кивнула на мою жену. Жена отрицательно покачала головой, но хватило и одной моей подписи. А потом всё завертелось в какой-то непонятной нечувствительной круговерти – наверно, потому, что никто уже ничего не ждал и никуда не торопился. К нам принесли мальчика, и сразу появились какие-то люди – медсестры, психолог, юрист, фотограф, социальная служба, кто-то еще…
Ж е н щ и н а. И Постум? Постум был там же, среди них?
М у ж ч и н а
Ж е н щ и н а. Постум. Был ли там Постум? В этой нечувствительной круговерти. Постум. Ты помнишь Постума?
М у ж ч и н а. Мы держали его на руках. Сперва только жена. Потом вместе, чтобы сфотографироваться втроем. Потом только я один. Потом снова жена. И всё это время мы – и все вокруг - прислушивались, дышит ли он или уже перестал. Он был удивительно красив, наш мальчик. Он и знать не знал, что столько взрослых ждут от него чего-то. Поэтому, в отличие от нас, он не испытывал никакой неловкости от того, что задерживает очень занятых и серьезных людей. Он крепко спал, только и всего. «Интересно, о чем он сейчас думает?» – пробормотала жена. Я уверен, что она просто думала вслух, ни к кому конкретно не обращаясь, но одна из медицинских сестер зачем-то встряла со своим медицинским ответом. «Ни о чем, - уверенно сказала она. – При таком мозговом повреждении остаются лишь вегетативные реакции, да и то не все. Он не в состоянии думать». Тогда-то жена и заплакала – впервые за это время. «Пойдем домой, - сказала она мне, - сейчас же!»
Но мы не могли просто так встать и уйти; вся эта ждущая свора не дала бы нам и шагу ступить. Больше всего они напоминали голодных собак, которые сидят в кружок, уставившись на умирающего бомжа.
Ж е н щ и н а. Ты ни слова не сказал о Постуме. Кто из них был Постум?
М у ж ч и н а. Прошло двадцать минут, и полчаса, и час. Мальчик продолжал дышать. Еще через полчаса он проснулся, и мы впервые увидели его глаза. Клянусь, они выглядели совершенно осмысленными. Он не мог сосать, поэтому кормление пришлось делать через трубочку. Поев, мальчик снова заснул. Два дня спустя мы привезли его домой – живого. И все это время мы не спускали его с рук. Мы хотели быть с ним, когда это случится. Не знаю зачем. Но жене почему-то это казалось жизненно важным. Жизненно важным.
Мой отпуск кончился, я вышел на работу. Мало-помалу мы перестали ждать и жили, не загадывая вперед, сутки за сутками. Мы благодарили Господа за каждый прожитый час и молились о том, чтобы с миром прожить следующий. И тут он умер. Это случилось на сорок шестой день, около полудня. Я был на работе. Посыльный принес продукты, и жена спустилась, чтобы расписаться на квитанции. Мальчик в этот момент спал. Она выпустила его из рук на две минуты, но этого хватило. Когда жена вернулась, он уже не дышал. Как будто только и ждал ее подписи – пусть не на том планшете в больнице, пусть хотя бы на квитанции из супера. Он умер один. Тогда она пошла в ванную и…
Ж е н щ и н а. Хватит! Довольно! Не надо.
Пауза
М у ж ч и н а. Сделай мне укол. Пожалуйста.
Ж е н щ и н а. Сейчас, сейчас…
Мужчина засыпает. Женщина сидит рядом, ласково поглаживая его по спине.
Ж е н щ и н а. Спи, отдохни… Удивительно, как я привязался к ней за это время. Раньше казалось, что весь смысл моей жизни заключается в Постуме, а теперь… теперь не знаю. Теперь она дорога мне не меньше, чем мальчик. Если не больше. Теперь…
Ее прерывает резкий звонок. Программер вздрагивает и недовольно смотрит на лампочку, которая мигает у него на столе. Звонок повторяется.
П р о г р а м м е р. Шит! Кто это вдруг? Шит!
Г о л о с №1. С вами будет говорить начальник отдела. Соединяю.
П р о г р а м м е р. Шит!
Г о л о с №2. Не шит, а Шварц.
П р о г р а м м е р. Привет, Шварц. Да так. Дела.
Г о л о с №2. А я, по-твоему, бездельничаю?
П р о г р а м м е р
Г о л о с №2. Фу ты, ну ты… Чего это ты вдруг так заважничал? Я что, задолжал?
П р о г р а м м е р. Нет, всё в норме.
Г о л о с №2. Ну?
П р о г р а м м е р. Что «ну»?