Henker - Палач

В комнате кисло воняло порохом, в углу лежала изломанной грудой убитая тварь. Какой-то бородатый мужик с обнаженным торсом придерживал только что наложенную повязку. Не давая опомниться остальным боевикам, палач погнал их вниз пинками, надрывая голос:

— Бегом, бегом! Фонари возьмите, хозяин там отбивается! Бегом, последняя гадина осталась, надо успеть!

Комната опустела за секунду. Прогрохотав ботинками, ватага умчалась вниз, освещая себе дорогу светом масляных фонарей и коптящих факелов.

Унтер обессилено сполз по стене, сжимая в кулаке револьвер, неведомо каким образом выпрыгнувший все же из кармана. Его спаситель шагнул к столу, поворошил сваленное железо и добыл из груды любимый тесак.

— О, и мои вещички нашлись. — Резкий взмах, и потянувшийся было к оружию бородач повалился рядом с убитой тварью. — Тихо, парень. Считай, я тебя от лекарей спас. А то ковыряли бы спину, ножиками кромсали. Сам понимаешь, раны после Тени паршиво заживают. Сгнил бы заживо…

Добыв обрез, Клаккер рассовал оружие по привычным местам, прихватив заодно кучу разной мелочи: ножи-бабочки, пару-другую бомб с короткими запалами и небольшой топорик, похожий на миниатюрную копию алебарды. Уже в дверях обернулся и с осуждением посмотрел на унтера, у которого между ног медленно расползалась лужа:

— Чего расселся? Им этот грызун — на пару минут. Сейчас прикончат и назад. Хочешь Ткача дождаться? Думаешь, он в хорошем расположении духа оттуда вернется?.. Зря, я бы лучше дома пересидел денек-другой. Пусть волна спадет. А потом снова с ним договоришься — кто кому и сколько должен…

И лишь на улице, бодрой рысцой отмеряв пару кварталов, охотник отер потное лицо и проворчал:

— Так, повеселились, а к моей проблеме и на шаг не продвинулись. Значит, Клара в другой дыре сгинула. Придется копать…

* * *

Клаккер вернулся в город лишь через сутки. Отоспавшись дома, он долго колдовал над копией подробной городской карты, втихую «позаимствованной» из бездонных запасов полицейского управления. Водил пальцем по одному ему понятным отметкам, посасывал кончик карандаша и прикладывался к бесконечной веренице кувшинчиков с пивом. Ближе к вечеру на бумаге валялись мелкие монеты, семечки, щепочки от лучины. Мусор обрисовывал подобие бублика, сжатого с внешней стороны чужими кварталами. А в центральную дыру палач водрузил огрызок яблока, закончив свои изыскания.

— Вот оно как вытанцовывается… Ладно, оставим Ткача пока в покое. Никуда не денется. Пока же надо проверить арсенал и сходить в гости еще раз.

Дождавшись, пока серые низкие облака лениво напялят на себя подобие рассвета, палач отжал хлипкую дверь и медленно спустился по скрипучей лестнице вниз. Там выдернул из подсобки сонного мальчишку, испуганно выпучившегося на громилу, и сунул в руки пакет, добавив сверху хрустящую ассигнацию:

— Штольца знаешь? Вижу, знаешь. Где живет — тоже в курсе? Отлично… Червонец тебе сейчас, второй — как вернешься. Молнией к нему, письмо лично в руки отдашь. Скажешь, чтобы не мешкал, а то любимая премия мимо проскачет. Все, двигай…

Дождавшись, пока мальчишка протопает вверх по лестнице, Клаккер двинулся дальше. Он медленно шел, изредка касаясь пальцами стен, и грустная улыбка блуждала на губах. Покрутившись по лабиринту коридоров, остановился перед тяжелой дверью. Послушал тишину, затем повозился в кармане и добыл масленку. Залил не скупясь петли, подождал для верности еще несколько минут и потянул ручку на себя.

Пять витых свечей отбрасывали неверные отсветы на кровать, где рядом с огромным телом свернулась калачиком маленькая женщина. Палач сидел на широком ящике, разглядывая порождение Тени и хозяйку «Трех Капитанов». Заметив, что женщина замерла, произнес:

— Утро доброе, госпожа Кхно. И твоему приятелю тоже, доброе…

Зашуршала простынь, хриплый со сна голос спросил:

— Что ты здесь забыл, потрошитель?

— Спасибо пришел сказать, за то что на ум наставила. А то тыкался слепым идиотом по углам, еле-еле до истины докопался… Но узнать хочу — что с девушками-то стало? Единственная дырка в мозаике, последнего камушка не хватает.

— Тебе обязательно разжевать надо, сам не сообразишь?

— Непонятно лишь, почему именно таких отбирала. Твоему-то приятелю все равно, кого жрать.

— У меня первая дурочка на побегушках была. Подай-принеси. И клиенты на нее стали глазеть больше, чем следует.

— Взревновала, значит.

— А хоть бы и так, — женщина села, подбив под спину гору подушек. — Тебе-то какая разница?

— С первой ясно. Остальных тоже сама отбирала?

— «Мой», как ты его называешь, оказался привередливым. Раз первая приглянулась, так и остальных требовал таких же. А не кормить — начал бы по округе шалить, внимание лишнее привлекать. Вот и пришлось озаботиться.

— Ага. Ты его любила, молодыми дурочками за удовольствия расплачивалась. Тварь с округи остальную нечисть повымела. То-то спокойно так в начале зимы стало. И я, как дополнение к тихой спокойной жизни Города. Все красиво и цивильно.

— Умный мальчик… Догадался-то как?