He первая атака

Тут ему, политруку — корреспонденту газеты «Красноармейское слово» — Сергею Деревянкину, показалось, что подполковник одобрительно посмотрел и на него, Сергея, тоже дравшегося южнее Воронежа и сумевшего ярко и подробно описать замечательные подвиги товарищей в своей газете. И, будто уловив мысли Деревянкина, командир полка продолжал:

— Еще не затихли выстрелы, а ваши подвиги уже вошли в историю: листки нашей дивизионной газеты будут в грядущем перечитываться, как страницы легенд. Еще раз сердечное вам спасибо! Я обнимаю вас всех, обнимаю взглядом и сердцем эту придонскую землю, истерзанную, измученную, окровавленную. Я знаю, что Родина и партия могут и впредь положиться на нас, как это бывало не раз. Они доверили нашему батальону первым начать форсирование Дона, начать переправу, чтобы обезглавить вражескую оборону на том берегу, чтобы стать первыми в будущем всеобщем наступлении. Оно не за горами. К этому мы должны быть готовы каждый день и каждый час...

Подполковник уступил место комиссару, и майор Мурадян, четко выговаривая каждое слово, как бы продолжал мысль командира:

— Партия бросила клич «Ни шагу назад!». И мы откликнулись. Враг не сдвинул нас с места: все остались на своих позициях. Теперь близок день, когда мы услышим: «Вперед!» И оттого, как, — он особенно подчеркнул это слово, — будут действовать передовые группы, зависит исход наступления. Форсировать Дон в районе Селявного — трудная, опасная задача. Мы это знаем и поэтому никому не приказываем. Нужна разведка боем, которая положит начало всему. Для этого мы хотим создать особую группу добровольцев. Я верю, что, как и всегда, коммунисты и комсомольцы будут первыми. Но предупреждаю, что требуются не только отличные солдаты, но и отличные пловцы, и даже альпинисты. Вон та гора — Меловая. — И он указал вдаль, где на том берегу возвышалась гора. — Меловая — первая точка, которую мы должны будем взять, закрепиться на ней и, господствуя над окружающей местностью, огнем прикрывать остальных переправляющихся... Добровольцы есть? Два шага вперед!

Когда командир роты связи старший лейтенант Горохов шагнул вперед, он увидел, что вместе с ним решительно вышли из строя Антопов, Герман, Захарин, Черновол, Бениашвили и работник дивизионной газеты Сергей Деревянкин. А люди все выходили и выходили из строя.

...Отобрали девять лучших, отобрали, взвешивая и учитывая все: характер, выносливость, умение плавать, преодолевать горные преграды. Комиссар Мурадян Виктор Асланович с радостью думал, что в этой первой штурмовой группе и русские, и армяне, и украинцы, и грузины, и татары. Полный интернационал. Представители многих народов слились воедино, чтобы первыми начать штурм и освобождение донской земли... А почему не видно среди добровольцев Чолпонбая Тулебердиева? Он отличился и показал себя позавчера молодцом. Не был ли ранен? Всякое может быть... Такой славный парень. Да и какой очерк о нем написал Деревянкин. Этот, с дивизионной газеты...

И тут, когда батальону уже разрешили разойтись, Мурадян увидел фигуру молодого киргиза, рядового Чолпонбая Тулебердиева. Тот, раскрасневшийся, с обиженным лицом, бежал к командиру отделения сержанту Захарину.

Точно отлитый из одного куска металла, он отдал честь.

— Товарищ командир отделения, разрешите обратиться к командиру взвода, — прозвучал его почти оскорбленный голос. И узкие, чуть надломленные у концов брови сошлись на переносице.

— Разрешаю, — быстро отозвался Захарин, не очень поняв, почему так официально: ведь они же — друзья.

— Товарищ командир взвода! Разрешите обратиться к командиру роты! — тем же голосом, но еще более настойчиво начал Чолпонбай Тулебердиев, когда встал перед высоким младшим лейтенантом Германом.

Умные, большие, чуть печальные глаза офицера на миг недоуменно вспыхнули и улыбнулись. Он осмотрел солдата с ног до головы и подумал: боец как боец. Ничем вроде от других не отличается. Скромный, внешне спокойный. Вот только глаза какие-то особые — добрые, лучистые и очень зоркие. Ничего не ускользает от них. И смелый очень...

— Разрешаю!

Чолпонбай помчался к командиру роты, обогнал его на несколько шагов, повернулся, подошел строевым:

— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться к командиру батальона.

Антопов, любящий Чолпонбая и старавшийся во всем содействовать этому парню, который сам помогал всем, чем мог, остановился.

— Очень нужно?

— Очень!

— Обращайтесь.

От командира батальона Тулебердиев направился к комиссару полка.

— Товарищ майор! За что так обижать? За что? — В голосе слышался упрек и какая-то внутренняя боль.

— Кого, товарищ Тулебердиев? Да опустите руку. Вольно! Опустите руку, говорю. Чем вы обижены и кем?

— Я же после смены спал — на посту ночью стоял. А меня не предупредили, не подняли. В строю я не был, когда вы говорили...

— О чем?

— О добровольцах, товарищ майор! Очень прошу!

— Поздно, Тулебердиев. Уже отобрано необходимое число солдат...

— Потому к вам и обращаюсь, товарищ майор. Несправедливо это. Неправильно. Я же клятву давал.

— Но ведь нужны пловцы, хорошие, очень сильные, очень выносливые.