Hardboiled/Hard Luck

Кого он мне напоминает? — думала я. И не якудза, и не служащего, и не предпринимателя, нет, я вспомнила, художника комиксов или костоправа. Пока я размышляла, он приблизился.

— Давай хоть чаю попьем, — предложил он.

— Я бы выпила крепкого кофе.

— В соседнем квартале есть хорошее место.

— Пойдем прогуляемся.

Мы отправились пешком.

Казалось, мы так поступаем уже много лет. На самом деле сейчас мы впервые остались наедине. Странно было идти из больницы вместе с этим человеком, с которым я бы, наверно, и не познакомилась, если бы с сестрой не случилось несчастье. Никогда не знаешь, что произойдет в жизни. У меня распухли от слез глаза, и поэтому все предметы вокруг имели нечеткие очертания. Я столько не плакала, наверно, с тех пор, как была младенцем.

Небо было высокое, необычайно прозрачное, листва деревьев понемногу блекла.

В воздухе плыл сладкий запах сухих листьев.

— Теперь быстро будет холодать, — сказала я.

— Да, пожалуй. В это время так красиво, сколько ни смотри, не наглядеться.

— Сакаи, что ты думаешь о поступке брата?

— Думаю, ему свойственно малодушие, я даже восхищен таким постоянством. Его волнует только будущее, как он станет врачом и вернется домой, но характер у него добрый, руки золотые и организм крепкий, наверно, с ним все будет в порядке. Но если такой трус захочет стать хирургом, я буду против.

Мое внимание привлекла красивая сухая ветвь. Хотя еще ноябрь, она, как кость, воткнулась, обнаженная, в небо. Я посмотрела ему в глаза и смогла успокоиться. В этих глазах был какой-то глубокий и сильный свет. Похоже, что ни сделай, он все простит.

— Я тоже поняла, что он слабый человек.

— Да, поэтому сбежать для него было действительно честно. Сейчас, вероятно, он даже не ест, только плачет! Я думаю, он скоро соберется с духом и будет присутствовать на похоронах. Я не осуждаю его за то, что сейчас он не приходит в больницу и согласился на расторжение помолвки.

— Я тоже. Мне кажется, и сестра не осуждает.

— Каждый человек все воспринимает по-своему, правда?

— Да и я не забываю об учебе. Поведение нелегко менять! И мне, и твоему брату тоже. Но, да, я хочу, чтобы он пришел на похороны.

— Придет, он обязательный.

— Думаешь, если бы он пообещал жениться, в таком случае он бы не сбежал?

— Трудно предположить, но, наверно, не сбежал бы. Я думаю, смерть приближается, и все будто бы решились на что-то. На самом деле это Куни уже настойчиво сообщает о разлуке с этим миром.

Для меня это было понятно. Едва только я начала оформление документов для поездки в Италию и снова стала старательно листать запыленные разговорники по итальянскому языку, остановившееся время потекло и мои прежние ощущения тоже вернулись.

Печальна не смерть, а ее атмосфера.

Шок от нее.

Шок остался внутри и застыл. Что ни делай, его не растопишь. Только подумаешь, что уже можешь держаться, — уверенность исчезает при мыслях о сестре.

В то утро она, держась за голову, появилась на кухне.

Я случайно предыдущим вечером зашла в дом родителей и пила за столом кофе.

Я спросила сестру:

— Кофе будешь?

— Нет, у меня очень болит голова. — Ее голос был удивительно добрый.

Я подумала, что она скоро выйдет замуж и в будущем, когда муж вернется в дом родителей наследовать семейное дело, переедет очень далеко, поэтому и стала немного сентиментальной.

Подумала, что уже не будет ни разговоров об окне в крыше, ни реализации планов.

Почему-то с головокружительной силой воскресли воспоминания детства. Та атмосфера, и запах, и журналы, наваленные у изголовья, и многое другое. Нам было так весело, у меня даже комок подступил к горлу.

Поискав на полке травяной чай или что-нибудь от головной боли, я дала ей лекарство. Сестра, радостно улыбаясь, выпила две таблетки аспирина.

Никакого предчувствия у меня не было. Если бы было, я не стала бы этого делать.

Почему воспоминания со временем вызывают только печаль. Вынужденная составлять компанию своей мечтательной и влюбчивой сестре, я ходила с ней посмотреть на окна дома, где жила ее первая любовь. Вечером мы шли вдвоем по дороге, вставив в уши по одному наушнику от плеера, без конца слушая одну и ту же мелодию, которая нам в то время нравилась. Хотя возлюбленный сестры меня не интересовал, я стояла у его дома и смотрела вверх на свет в его окне, и у меня щемило в груди. Всегда над нами были звезды. И фары машин выглядели красиво. Мы были детьми и переживали, что к нам кто-нибудь пристанет, что нам может попасться маньяк. Однако когда мы были вдвоем, ничего страшного не происходило.

Лед в груди, высвобождая сентиментальность, начал таять.

Смерть не печальна. Мучительно, когда тебя охватывает чувствительность и становится невозможно дышать.

— Сакаи, что ты со мной сделал? Я не могу унять слез.

— Это несправедливое обвинение, — сказал он и взял меня за руку.

Его тепло помогало таянию льда.

— Сегодня плакательный день, можешь поплакать.

— Сакаи, ты любил сестренку? — спросила я.

— Нет, я приходил в больницу, чтобы сблизиться с тобой.

Я улыбнулась.

— К сожалению, я уезжаю в Италию.

— Очень жаль.

Выражение его лица не выдавало истинных чувств.