H2O

Было уже понятно, куда он клонит. Дальнейший разговор был ничем иным, как ритуальным проговариванием текста вежливости, пустых обязательных формулировок. А впрочем, и сам визит сюда был, по сути, данью уже устаревшему, бессмысленному ритуалу, замороженному, будто счета нашего сомнительного Фонда.

Главврач улыбался. Анна улыбалась тоже. Подождать, пока он договорит, и покончить со всем этим раз и навсегда.

— … сезонный кризис неплатежей, можно сказать. Увы, такова статистика нашей работы: именно на весну приходится до восьмидесяти процентов… гм… случаев печального исхода. Не хочу бросать тень на близких наших пациентов, однако… Может быть, еще кофе?

— Нет, благодарю вас. Стараюсь не злоупотреблять.

— Как вы правы! К сожалению, в наше время стало немодно следить за своим здоровьем…

Он протянул ритуал еще минут семь-восемь, после чего Анна с чистой совестью поднялась и начала прощаться. Разумеется, наше сотрудничество продолжается, да-да, обращайтесь, буквально в следующем квартале, как только, так сразу, разумеется, разумеется. Когда она протянула руку за корзинкой, птенцы немедленно выстрелили наружу; главврач не заметил, артистично погрузившись в какие-то бумаги на столе, и слава богу. Не хватало еще и перед ним разыгрывать все тот же поднадоевший перфоманс. Подхватила корзинку, окончательно простилась и отступила за дверь.

Пробежавшись по стерильно-белому коридору — по сравнению со здешними стены в клинике, где лежал Олаф, выглядели бы сероватыми, словно контрольный вариант белья в рекламе стирального порошка, — Анна вышла в холл, где белизну маскировала буйная тропическая зелень гигантских фикусов, монстер и китайских роз. Журчал фонтанчик, вода последовательно падала по ступенькам из искусственных камней, поросших настоящим мохом. У фонтана стоял низкий диванчик с широкой спинкой. Вот тут мы их и покормим, наших птеродактилей и проглотов.

Птенцы с готовностью разевали рты, тянулись за пинцетом, норовили оттолкнуть друг друга. Извечное наказание на нашу голову… или сколько еще мучиться, пока они вырастут?

— Можно я?

Анна глянула косо, не поворачиваясь: птеродактили так и норовили, раскачав резким трепыханием, перевернуть корзинку. Увидела девочку-подростка, тоже похожую на птенца в ее желтой пижаме, из мягкого ворота которой выглядывала тоненькая птичья шея. Бледное личико, огромные темно-карие глаза, а голенькая голова напоминает скорлупу яйца, которое вот-вот треснет. Пациентка. Очень богатая и очень больная девочка. Чья-то дочь.

Стараясь не вздрогнуть, не передернуть плечами, протянула пинцет:

— Попробуй.

Девочка присела на корточки, и птенцы синхронно повернули головы в ее сторону. Снова начали есть, открывая клювики степенно, по очереди, как послушные детишки; видимо, уже наелись, устали безобразничать.

— Как тебя зовут?

Она не ответила. На ее склоненной голове было видно, где сходятся под кожей швы черепных костей, усиливая впечатление непрочности, трещины, нарождающейся изнутри. Анна снова едва сдержала дрожь. Неизвестно откуда проклюнулось темное, животное, с душком отвратительного цинизма: а наши-то, слава богу, оба здоровые и сильные, с буйными шевелюрами и крепкозубыми мальчишескими улыбками…

— Ты давно здесь?

Девочка опять не отреагировала, в ее молчании сквозила естественная необязательность ответа на ритуальные, лишенные смысла вопросы. Без единого звука взяла пипетку, напоила притихших птенцов, не уронив ни капли на мягкий ворс дивана. Подставила салфетку под трясущиеся гузки. Как будто только этим и занималась всю свою жизнь.

На каких-то пару лет старше Игана. Кошмар.

— Я их оставлю, хорошо? — голос девочки прозвенел так внезапно, что Анна все-таки вздрогнула. — Буду кормить. Когда он вернется, я ему скажу.

— Кто?!

На этот раз она ответила. Просто, как ни в чем не бывало:

— Олег.

Когда приутих шум в ушах, отхлынула от щек горячая полна, сфокусировался взгляд — странная девочка, не дожидаясь нашего разрешения, уже педантично собирала в коробку птичье хозяйство. Откуда она может знать, лихорадочно думала Анна. Получается, он был здесь, он говорил с ней, в том числе и об этих птенцах, и о нас, наверное, тоже, раз она сразу узнала, догадалась, провела параллель. Они могут быть очень хорошо знакомы. Она может быть… да нет, господи, что за бред…

…его дочерью.

Нет, нет, еще раз нет. У него сын, тот мальчик, которого привозил Виктор, только сын и больше никого, иначе службисты знали бы, а они качественно снабжают нас информацией. Потом, он всего лишь программист, да, программисты сейчас хорошо зарабатывают, но не настолько же, чтобы платить за лечение в этом санатории! И вообще, почему тогда он не оставил их сразу ей, этих птенцов?!