Гвоздь программы

Мент сочувственно развел руками и, не зная, как успокоить девочку, пообещал:

– Мы его поймаем. Но пока постарайтесь быть осторожнее.

Оля понимала, что он ничем не может ей помочь – не приставят же к ней наряд милиции для охраны?

Она кивнула, провожая взглядом его долговязую фигуру. Ей почти не было страшно, но и есть тоже уже совсем не хотелось. Оля пошла в сторону своего дома, справедливо опасаясь подъезда. Ей даже пришла в голову мысль позвонить папе и попросить его ее встретить. Или догнать этого милиционера, чтобы он хотя бы проводил ее домой.

Но она и так причинила сегодня много хлопот. И потом – она же не маленькая, черт побери!

Не дойдя нескольких шагов до подъезда, Оля почувствовала, как кто-то дотронулся до ее руки, обернулась и застыла.

Вокруг никого не было – как назло. А он сдавил ее запястье железными пальцами и смотрел на нее холодными глазами.

Оля попыталась крикнуть, но незнакомец перехватил инициативу, резко зажав ее рот отвратительно пахнущей ладонью.

– Молчи, дура! – пробормотал он.

Грубые руки впихнули Олю в машину. Глаза ей завязали.

– Только не убивайте меня, – попросила девочка, – пожалуйста…

Ответа не последовало. Машина несла Олю прочь от дома, в неизвестность. В страшную неизвестность.

Глава 7

Известие о смерти Татьяны Лариков почему-то воспринял довольно спокойно. Он и сам удивлялся своей реакции, узнав о трагической гибели той, которую только что собирался возвести на пьедестал «вечной любви».

«Наверное, это просто привычка. Я привык встречаться лицом к лицу с насильственной смертью – хотя, собственно, к этому кошмару до конца привыкнуть не удается никому…»

Философские вопросы, как убедился Лариков на собственном опыте, только мешают работе, равно как и чрезмерная чувствительность.

Вспомнив про такое понятие, как чувствительность, Лариков вспомнил и обо мне – правда, черт его знает почему.

– Ну, и где же Александра?

Именно эту фразу я услышала, входя в комнату с безмятежной улыбкой.

– Александра здесь, – сообщила я, несколько удивленная их постными лицами. Виктор Сергеевич сидел, опустив голову, и пристально рассматривал узор на нашем стареньком пыльном паласе, а мой драгоценный босс напоминал только что вытащенного утопленника.

– А что тут у вас случилось? – заинтересовалась я, еще не подозревающая о том, как быстро господь ответил на мою горячую молитву о том, чтобы я не умерла от скуки, расследуя элементарное дело о наследстве, и, главное, каким способом!

– Убита Татьяна Дорофеева.

Я не сразу сообразила, кто такая Татьяна Дорофеева и какое она к нам возымела отношение, а когда я поняла, что это фамилия одной из возможных наследниц, присвистнула огорченно и брякнула:

– Ничего себе заварушка у вас! То есть получается, что этот Баринов ничего не придумал? И покушения эти имели место?

– Еще как, – выдохнул Виктор. – По описаниям девочки-свидетельницы, парень, убивший Татьяну Витальевну, был одет именно так, как и тот, который покушался на Владимира Баринова.

– Какой во всем этом смысл? – продолжала недоумевать я. – Ну ладно, Баринов… А при чем тут Татьяна? Тогда надо уж было убить ее сына, если мы имеем дело с неведомым кандидатом на обладание сокровищами Шлендорфа. Татьяна-то вообще здесь ни при чем…

– А ты видела завещание? – иронически осведомился Лариков.

– А ты? – обиделась я.

– Сдается мне, его никто не видел, – горько воскликнул Виктор Сергеевич. – Интересно, было ли оно вообще?

– Было, потому что книги в квартире Володи были переставлены. Значит, они там нашли то, что искали. И кто-то его наверняка видел, возможно, очень хорошо.

– А зачем тогда бесчинствовать? – поинтересовался Лариков, заинтригованный моими размышлениями вслух. – Просто уничтожить нельзя?

– А он уверен, что копии этого завещания нет? Я лично в этом тоже не уверена… Значит, бедняге осталось только избавляться от конкурентов. Вообще-то я бы проверила, какие личности в последние два месяца приобрели международные паспорта…

– Он не может претендовать на то, что ему не принадлежит! – остановил мои домыслы Виктор Сергеевич. – Состоянием Шлендорфа может завладеть только человек с фамилией Баринов или Шлендорф. Если нет завещания, подтверждающего права наследования другим человеком. Ты же не станешь подозревать Володю Баринова в убийстве собственной бабушки, а Никиту – в убийстве матери?

– Нет, не стану. Никиту я не видела, а Володя показался мне слишком нерешительным для такого рода деяний… Кроме того, если предположить, что Антонину Ивановну еще был какой-то резон убивать и сделано это было куда более завуалированно, то какой смысл был избавляться от Татьяны, которая не могла ни на что рассчитывать?