Гвен Винн

Покончил этот разговор с надеждами Джорджа Шенстона; они долго пребывали в неопределенном состоянии, но этим вечером неожиданно оживились. Обманутый тем, что Гвен вначале согласилась так часто с ним танцевать, потом тем, как она использовала его для контраста, он снова начинает мечтать и не подозревает, что является только орудием в чужих руках. Напротив, набравшись от этого обмана храбрости, подбодренный, как никогда раньше, он делает то, на что никогда не решался, – предлагает Гвен Винн выйти за него замуж. Делает без предисловий, сразу, как берет препятствие на охоте.

– Гвен! Вы знаете, как я вас люблю, я готов отдать за вас жизнь! Станете ли вы… – Только сейчас он колеблется, как лошадь перед прыжком.

– Кем стану? – спрашивает она. Она думает о чем-то другом и потому спрашивает машинально, а не помогая ему.

– Моей женой?

Она вздрагивает, услышав его слова; она тронута его мужеством и искренностью, но понимает, что должна причинить ему боль.

А как это сделать, чтобы ему было легче? Может, самый прямой ответ – самый лучший. Думая так, она отвечает:

– Джордж, это невозможно. Смотрите!

Она протягивает руку, сверкающую драгоценностями.

– На что смотреть? – спрашивает он, не понимая.

– На это кольцо. – Она указывает на несколько бриллиантов на безымянном пальце, добавляя при этом: – Я обручена.

– О Боже! – восклицает он почти со стоном. –Это правда?

– Да.

На какое-то время наступает молчание; ее ответ не рассердил его, а глубоко опечалил.

С отчаянным усилием он берет себя в руки и наконец отвечает:

– Дорогая Гвен! Если я по-прежнему могу называть вас так… вы всегда будете для меня такой… я буду теперь вечно жить во тьме, в ожидании смерти – да, стремясь к ней!

Отчаяние имеет свою поэзию, как и любовь; оно часто превосходит любовь в красноречии; и Джордж Шенстон удивил Гвен и заставил ее почувствовать боль. Она не знает, что ответить, и радуется, когда оркестр заиграл новую кадриль – лансье[100].

По-прежнему партнеры – на танец, но не на жизнь, они возвращаются в гостиную и присоединяются к танцующим; и Шенстон проходит через фигуры кадрили с печальным сердцем и вздохами.

Она тоже опечалена и даже возмущена, видя капитана Райкрофта визави с мисс Пауэлл; на лице у него довольное, спокойное и почти циничное выражение; а ее лицо сияет торжеством!

В этот момент крайнего несчастья, предельной боли от ревности, повтори Джордж Шенстон свое предложение, она могла бы сорвать кольцо обручения с пальца и ответить:

– Согласна!

Но этого не произошло, как ни сложились обстоятельства. В гороскопе жизни Гвен ждут еще более тяжелые страницы.

Глава двадцать девятая Ревнив, как тигр

Сейчас чуть позже двух ночи, и бал заканчивается. Не очень поздно, но многие живут далеко и им придется еще долго ехать по дорогам в холмах.

По обычаю танцы завершаются галопом. Музыканты, спрятав инструменты в чехлы, уходят из зала; вскоре зал совершенно пустеет, лишь двое слуг гасят в нем лампы, поглядывая, не обронил ли кто из гостей ленту или другое украшение.

Гости джентльмены дольше задерживаются в столовой за кларетом и шампанским; а в прихожей стоит шум, и на лестнице поток леди, в плащах и капюшонах, спускающихся к выходу.

Вскоре толпа редеет, гости усаживаются в поджидающие экипажи и разъезжаются.

Среди них и сквайр Пауэлл; и капитан Райкрофт, не без внимания многих, провожает девушку, с которой так часто танцевал, до самых дверей.

После обычных церемоний прощания он остается на крыльце. Это большой портик, с коринфскими колоннами, и капитан стоит в тени одной из таких колонн. На лице у него еще более глубокая тень, а в сердце тьма, какой он никогда в жизни не испытывал. Он чувствует, что погубил себя, но не испытывает ни сожаления, ни раскаяния. Напротив, в груди его кипит гнев. И он считает этот гнев оправданным. Вот женщина – не мисс Пауэлл, а Гвен Винн, – женщина, которой он отдал сердце и в ответ получил ее признание; и не только признание в любви; он сделал ей предложение, и она приняла его; он сам одел ей на палец кольцо; и теперь, после всего этого, она откровенно, в его присутствии, флиртует!

Не в первый раз замечает он флирт между нею и сыном сэра Джорджа Шенстона; правда, все это мелочи, но они заставляли его тревожиться. Однако сегодня дело обернулось серьезно и причиняет ему всепроникающую боль.

Сейчас он не думает о своем собственном поведении. Ибо к влюбленным прежде всего относится поговорка о бревне в собственном глазу. Он думает только о ее неподобающем поведении, не помня о своем. Если она просто дразнит его, кокетничает, то и это достойно осуждения. Но ему ее поведение кажется бессердечным, зловещим, чем-то гораздо хуже обмана. Флиртовать, будучи обрученной, – что же она будет делать, выйдя замуж?

Он не оскорбляет ее прямыми обвинениями. Подозрения недостойны и его и ее; он еще не вполне им поддался. Тем не менее ее поведение кажется ему непростительным и необъяснимым; но он все же хочет получить объяснение, и потому медлит, когда все остальные разъезжаются.