Гвардеец – Дороги Европы

Мне стоило больших трудов уломать несговорчивого моряка. В конце концов, Измайлов махнул рукой и, предупредив, что по прибытию в Кронштадт немедленно сообщит 'куда следует', взял нас на борт. Плату, составившую положенные три рубля, мы заплатили дукатами по текущему курсу.

Я с трудом дождался момента, когда корабль выйдет в открытое море. Долго не верилось, что всё благополучно закончилось, и мы плывём в Петербург, выполнив поручение Ушакова. В кармане по-прежнему лежали маточники – главное доказательство успешности нашей миссии, пусть она и прошла не так гладко, как задумывалось.

Во время отплытия мы стояли на палубе, вдыхая солёный морской воздух. Нос пакетбота зарывался в волнах и тут же упрямо выскакивал обратно. Серое небо затянуло тучами, шёл мелкий противный дождь, но никто не спешил укрыться в каютах. Нам было хорошо, и никакая стихия не могла помешать нашему счастью. Пусть кто-то зовёт мою Родину – уродиной, плюётся, когда слышит её имя и посмеивается над простаками, которые там живут. Плевать! Они просто не знают что это такое – путь домой.

Нас охватила эйфория, мы кричали и плакали как сумасшедшие, путались у моряков под ногами, те снисходительно улыбались. Когда берега Мемеля с его высокими остроконечными церквями, красными черепичными крышами домов, зелёными крепостными валами и каменными бастионами укреплений скрылись из виду, Карл подбросил в воздух треуголку, отсалютовав таким образом стране, доставившей нам столько неприятностей. Ветер подхватил шляпу и унёс в море. Оставшись с непокрытой головой, кузен только довольно улыбался. Казалось, все наши проблемы позади.

Навстречу плыли большие и малые суда, под парусом и гребные. Их было много, бесконечный лес мачт. Троица богатых, праздно проводящих время горожан, спрятавшихся под импровизированным зонтом на палубе прогулочного шлюпа, приветствовали 'Новый Почтальон', подняв бокалы с красным вином. Чижиков в ответ прокричал фразу на ломаном немецком, которую в приличном обществе произносить не полагается, однако господа лишь рассмеялись.

В каюты мы разошлись только поздним вечером. Этой ночью я спал безмятежно словно младенец.

До самого Кронштадта плавание проходило тихо и спокойно, впрочем, я бы не удивился, если бы в полном соответствии с законом подлости на нас напали пираты, или какой-нибудь реликтовый кракен схватил корабль щупальцами и потащил в морскую пучину. Но – пронесло (в хорошем смысле этого слова, конечно).

Одноногие Джоны Сильверы сидели по кабакам, поили своих попугаев ямайским ромом и точили кривые сабли, а злобные чудовища рыскали в другом месте, не выказывая желания прибрать наш пакетбот. Так что никакой романтики – сплошная скучная бытовуха, чему я был только рад. Приключения наскучили хуже горькой редьки. Наверное, такова природа человека – после шторма всегда тянет в тихую гавань. Но, мы лишь предполагаем. Судьба готовила нам новые испытания.

Кроме нас на борту пакетбота были и другие пассажиры: курьер, спешивший доставить в Санкт-Петербург очень важные бумаги (бедняга не мог ночью даже глаз сомкнуть – боялся шпионов, которые могут охотиться за этой корреспонденцией, того не ведая, что наши чиновники без зазрения совести продают государственные секреты направо и налево). Долговязый и рыжий англичанин, дальний предок агента 007, он делал вид, что странствует под видом учёного и путешественника и приставал ко всем с идиотскими на первый взгляд расспросами. В итоге его начали сторониться даже матросы.

Несколько богатых немецких купцов, предвкушающих удачные сделки. Они ежедневно напивались до умопомрачения, опровергая устойчивый штамп расчетливого бюргера, у которого вместо мозгов костяшки счёт.

Аристократическая русская пара: немолодой, но ещё о-го-го из себя мужчина и юная очаровательная особа с глазами невинной лани и повадками светской львицы. Семейная рутина загнала этих двоих чуть ли не на край свет, с ними на корабль погрузилась целая куча прислуги: повара, лакеи, горничные экономы, секретари, охранники. Теперь весь 'цирк' возвращался в родные пенаты.

И, напоследок, два весьма подозрительных господина, чью национальность определить не представлялось возможным: между собой они общались на дикой смеси из полутора десятков европейских языков (как я узнал впоследствии – оба были контрабандистами и везли в Россию партию шляп).

Дни тянулись медленно и как-то вяло. Измайлов неоднократно устраивал для меня с Карлом званные обеды и пытался выведать, каким ветром нас занесло в Пруссию, но мы благоразумно отмалчивались.