Гвардеец

Не переведя дух, поставил стаканчик на стол. И последнее, что увидел, — расширившиеся от испуга глаза Маруськи.

Глава двадцать четвертая

Когда сознание вернулось, он обнаружил перед собой потолок. Какой-то странный потолок, что это за материал такой?..

«Дерево», — вспомнилось Осетру.

Через несколько мгновений потолок поплыл вдаль — или вверх?., нет, все-таки вдаль! — а обозримое пространство медленно расширилось, включая в себя стены (тоже деревянные), перепуганное девичье лицо и озабоченное — мужское. Потом ко всему этому добавились обращенные к нему мерзкие, скалящиеся физиономии каких-то типов. И наконец, он обнаружил себя сидящим, с закинутой назад головой, и некоторое время пытался сообразить, кто он такой и где находится.

— Ну и напугали вы нас, — сказал мужчина. — Ничего крепче пива не употребляли прежде, что ли?

«Макарыч», — вспомнилось Осетру.

— Ой, я смотрю, он вбок кренится, — затараторила девица. — Еле успела его подхватить, тяжеленный, но на спинку стула удалось перевалить…

«Маруська», — вспомнилось Осетру.

И словно открылись кладовые — потянулась цепочка: обед, «Ристалище», Кресты, Чинганчгук, «божья кровь»… Не потянулась — понеслась!

Он глянул на стаканчик. Посудина была пуста, и содержимое ее явно самоутверждалось в его желудке…

— С непривычки, — продолжала тараторить Маруська. — Мы-то всю жизнь «кровушку» пьем, а он, бедненький…

Наконец вспомнилось все.

Осетр медленно повернул голову, обвел взглядом обеденный зал. Кто-то еще насмешливо смотрел в его сторону, но большинство вернулось к столовым приборам, тарелкам и прерванным разговорам.

— Вы на похлебочку-то наваливайтесь, — посоветовал Макарыч. — Тогда тело быстрее в норму придет.

И Осетр навалился на похлебочку.

Верно сказал кабатчик, и в самом деле вкусно. Действительно картошку напоминает.

Потом Маруся принесла биточки, подала на стол, повела плечиком.

Осетр прислушивался к собственному состоянию. Вроде бы все приходило в норму: успокаивалось сердце, уже не надо было следить за тем, чтобы не дрожали пальцы, высыхала испарина на лбу.

— Кушайте, кушайте! — Маруська просто сияла, как свежевымытая тарелка. — Такому сильному мужчине надо хорошо питаться.

Издевается она, что ли? Называть упавшего в обморок парня «сильным мужчиной»!..

Но Маруська определенно не издевалась. И определенно упавшему в обморок парню хотела понравиться. Не то чтобы Осетр разбирался в повадках желающих понравиться женщин, но почему-то ему показалось, что ТАКАЯ улыбка, ТАКИЕ движения (официантка убирала опустевшую суповую тарелку), ТАКОЙ тон — все это говорит только об одном: Маруська решила, что на залетного торговца надо обратить самое пристальное внимание. И соответственно его внимание к себе привлечь…

Сделав этот вывод, Осетр слегка удивился — никогда прежде он не думал о женщинах ТАК. На первом плане у него всегда были свои желания, а уже потом приходили в голову — их. Но сейчас главным было то, что Маруська имела насчет него какие-то планы… Впрочем, нет. Главным было то, что Маруська имела насчет него какие-то планы, но он никаких планов по отношению к ней не имел, потому что, дабы иметь ему планы, на ее месте должна была стоять Яна. И никто более…

— Вам наш город понравился?

Он просто слышал, как колотится, в ожидании о ответа, девичье сердце.

— Понравился.

— Вы, наверное, очень заняты сегодня?

А теперь она просто затаила дыхание.

А с ним все еще что-то происходило. Как будто по телу разливалось не только тепло от выпитого, как будто в его душу входило нечто странное. Он словно питался чужим опытом в общении с девицами, ибо его собственное общение сводилось к светским разговорам на выпускных балах да к краткому любезничанию с незнакомыми во время немногочисленных увольнений. Ну и к нескольким разговорам с Яной на борту «Дорадо»…

— Да нет, не то чтобы очень…

Маруська просто вспыхнула. Осетру показалось, что если бы она сидела, то просто бы медузой растеклась по стулу…

— Маруся! — крикнул от стойки Макарыч. — Ты о других клиентах, случаем, не позабыла?

— Нет, папа! — Взгляд Маруськи переполнился сожалением. — Сейчас!

Она вздохнула, схватилась за поднос с пустой тарелкой и ушла в кухню.

А Осетр взялся за биточки и тут же обнаружил, что у него проснулся просто зверский аппетит. Маруська, что ли, вызвала его? Или мысли о Яне… Интересно, что она сейчас делает?

Биточки тоже оказались чрезвычайно вкусными.

Должно быть, загорает и купается на знаменитых лазурных пляжах Дивноморской Ривьеры… И вовсю любезничает с отдыхающими молодыми людьми…

Эта мысль потрясла его. И в самом деле, почему он решил, что Яна должна вспоминать его, вот так же, как он ее? С какой стати? Это у него, кадета-«росомахи», не было широкой возможности общаться с девушками. Но дочери представителей высшего света ведут совсем другую жизнь. Конечно, они тоже где-то учатся, но такого жесткого распорядка дня у них наверняка нет. И на людях они бывают гораздо чаще! И вообще они — великородные, и этим все сказано!