Гвардеец

Но вот в отдалении показались земляные валы и крепостные стены. Я привстал в стременах, чтобы лучше разглядеть их. Казалось, сейчас распахнутся ворота, вылетит птицей княжеская дружина в остроконечных шлемах, в развевающихся на ветру плащах, с пиками наперевес. Выйдут на дорогу мудрые калики перехожие, сядет на камень сказочник-гусляр, проведет по струнам и споет нам о гордом купце по имени Садко. И хоть родился я в другом месте, корни мои тут.

— Это и есть Великий Новгород? — спросил Карл.

— Да, — кивнул я.

— Неужели это тот самый город, красотой и могуществом соперничавший со всей Европой? Я много о нем слышал. Издали он кажется по-настоящему великим.

— Боюсь, скоро тебя ждет разочарование, Карл. Новгород пришел в запустение и уже не играет былой роли. Но можешь мне поверить — это святое место.

— Ты намекаешь на все эти храмы, что стоят в отдалении?

— Не только. В Новгороде и его округе много церквей, что правда, то правда, но не это главное — здесь бьется сердце России, и ты скоро почувствуешь его стук.

— Пока что я слышу только чавканье копыт, увязающих в отвратительно мощенной дороге. Неужели у русских до нее никак не дойдут руки?

Я горько усмехнул ся:

— Поверь мне, Карл, эта дорога еще ничего. Нам крупно повезло!

— В чем, Дитрих? — удивился кузен.

— В том, что мы едем именно по этой дороге. Советую тебе проникнуться духом вечности. Пройдут столетия, а она почти не изменится. Будет такой же разбитой и страшной.

Карл посмотрел на меня с подозрением:

— Откуда ты это знаешь, Дитрих?

— Считай, что у меня внезапно открылся дар предвидения.

— Прекрасно, — фыркнул он. — Тогда воспользуйся им еще раз и предскажи, что ожидает нас на ужин.

— А что бы тебе хотелось, кузен?

— Я так проголодался, что готов съесть свое седло. — Во взгляде Карла появился блеск людоеда.

— Седла не обещаю, но еды будет вдоволь.

— Тряхнешь мошной, дорогой брат?

— Не вижу причин, которые могут заставить меня отказаться от плотного ужина.

— Твоим голосом поют небеса, — с умилительным выражением произнес Карл.

В конце тракта находилась застава с десятком разморенных жарким деньком солдат, которые при виде нас оживились и взяли фузеи с примкнутыми штыками на изготовку. Командовавший отрядом капрал резким тоном затребовал подорожные и паспорта.

— Далеко путь держите?

— Далеко, служивые, в Польшу.

— К ляхам, значит. Груз, запрещенный к провозу, имеется?

Ага, так я и сказал.

— Чего нет, того нет.

Возможно, солдаты хотели содрать с нас, как со странствующих иностранцев, взятку, но решительный вид моих спутников оказал свое действие. На этом досмотр и окончился.

— Проезжай! — махнул рукой дородный, будто баба на сносях, капрал.

Мы въехали в Новгород. Он действительно переживал не лучшие времена. Не так давно бушевал пожар, оставивший после себя много следов. Запустение... страшное, но верное слово. Большие пространства, заросшие крапивой и бурьяном, развалившиеся строения — амбары, склады, жилые постройки. Дома преимущественно деревянные, есть в два этажа, но таких — раз-два и обчелся. Мутные стекла или слюдяные вставки. Из каменных строений все больше церкви да монастыри. На улицах много священников и монахов, возникает такое чувство, будто они и составляют основную часть жителей. Люди одеты бедно, ничем не напоминая петербургских модников. Время будто застыло здесь и замедлило бег навсегда.

У монастырских ворот толпились нищие и больные. Каких только калек там не было: и слепые, и немые, без рук или ног, юродивые. И много, очень много — не одна сотня. Словно со всей Руси собрались униженные и оскорбленные. Они запрудили дорогу, движение наше замедлилось. Многие хватали нас за одежду, пытались дотянуться до мешков с поклажей. Старик с землистым лицом, с волочащимися по земле ногами, полз возле моего коня, что-то мычал, постоянно крестился. Я боялся, что он попадет под копыта.

— Только не вздумайте подавать им милостыню, — почти прокричал Чижиков. — Сорвут с коней и затопчут.

Он положил карабин поперек седла. Толпа вокруг нас отхлынула, будто волна от берега.

— Быстрее, — приказал я.

Мы с трудом миновали это вавилонское столпотворение.

— Пронесло, — выдохнул побелевший Михайлов.

Постоялый двор находился через улицу. Мне с трудом удалось найти свободную комнату, остальные были забиты преимущественно офицерами армейских полков и их денщиками. Похоже, какая-то крупная воинская часть срочно передислоцировалась сюда от Москвы и встала где-то в окрестностях палаточным лагерем.

В комнате было тепло. Хозяин за отдельную плату позаботился о мягких перинах и прислал двух совсем молоденьких служанок расстелить постели. Я видел, какими плотоядными глазами смотрит на этих девушек Карл. Они чувствовали на себе взгляд моего кузена, но, будучи привыкшими ко всему, не тушевались и делали все старательно и размеренно, будто даже поддразнивая не к месту разгоревшийся любовный «аппетит» юноши.

— Понравились? — тихо спросил я, когда служанки ушли.

— Русские девушки самые красивые на свете, — честно сказал кузен. — Жаль, у нас мало времени, а то я бы за ними приударил.