Гвардеец

— Так точно, господин подполковник, — согласился я. — На самом деле мы плохо подготовлены, даже гвардия. Уж извините за прямоту. Если солдат большую часть времени проводит в работах, стреляет только в лагерях и изнурен бессмысленной муштрой, от него трудно ждать многого. Я понимаю, что переломить ситуацию по всей стране весьма тяжело, но добиться впечатляющих результатов хотя бы в нашем полку — не слишком сложная задача. Если на то будет вышестоящее разрешение и внимание, разумеется, — прибавил я.

— И вы беретесь за нее аки Геркулес за свои подвиги? — хитро спросил Бирон.

— Возможно, я покажусь вам прожектером, но мой ответ твердый — да!

— И на чем зиждется ваша уверенность? — заинтересованно произнес Бирон.

— На русском солдате. Он храбр и упорен, что не раз было доказано в бою. Создайте ему должные условия, и мы добьемся успеха.

Я говорил искренно. Да, над русским солдатом издевались оторвав его от нормальной существования, засунув в нечеловеческие условия, лупцуя шпицрутенами и батогами. Он был бесправен, страдал от плохого снабжения и недоедания, месяцами не получал жалованья. Его обворовывали, обманывали, били. Родные не знали: жив он или мертв. С равным шансом могло быть и то, и другое. Жизнь солдата порой не стоила и ломаного гроша. Что говорить, если до воинских частей порой добиралось не больше половины рекрутов, остальные могли умереть в пути или тяжело захворать. От болезней и эпидемий гибло больше солдат, чем в сражениях, а лекари только и могли, что разводить руками. Они оказывались бессильны.

И при этом «серая скотинка», как образно выражаются некоторые политики и литераторы, творила настоящие чудеса. Стоя под ураганным огнем, по колено в крови, русский солдат с — не побоюсь того слова — героизмом — держался до последнего. Что? Что могло заставить его идти на такое самопожертвование, презрение к смерти?

Прирожденное рабство, выработанное крепостничеством? Да нет, вся история Российской империи — история бунтов — опровергает это. Русский человек был терпелив, но до поры до времени, и если знал, что оно пришло — брался за топор и вилы. Тогда и начинался «бессмысленный и беспощадный» бунт.

Нет, на настоящий героизм способны только те, кто несет в себе нравственный стержень, а стержень у нашего народа такой, что с его помощью переломали хребты многим незваным гостям. И если я говорю «русский» — это не значит: соблюдение расовой чистоты или мерянье черепов штангенциркулем. Русский — это еще и прилагательное. Столько народов, смешавшись в одном котле, стали русскими — не по происхождению, а по состоянию души. А уж словами описать такое невозможно. Надо родиться или стать русским.

Я знаю, что широко говорить об этом не принято, полагается маскировать чувства под глупыми шуточками, недомолвками. Здоровой реакцией считается похихикивание, плоские остроты. Но на секунду останьтесь наедине с собой и подумайте…

— Сколько вам потребуется время, чтобы подготовить… — подполковник помедлил, — роту?

— Если мои руки будут развязаны, я сделаю из нее скрипку через полгода, — самоуверенно заявил я.

— Я подумаю, — произнес Бирон и, давая понять, что неофициальная часть разговора закончилась, приказал:

— Ступайте к своим гренадерам, капрал.

И снова ничего не изменилось. Во всяком случае, так считал я.

Все ждали отправки на «кампаненты» то есть в летние лагеря. Подготовка шла полным ходом, но начальство медлило. Очевидно, из-за того, что не было окончательного решения: отправят гвардию на войну или нет. Дела у армии Миниха, направленной на турецкий фронт, кажется, шли неплохо. В Петербург поступали победные реляции, но тревожное ощущение недосказанности и недомолвок в торжественных отчетах сохранялось.

Я привык к тому, что власти никогда не скажут всей правды.

Хроническое безденежье надоело хуже горькой редьки. Повышение в звании не сделало меня богатым. Ответственности стало на порядок больше, а денег… денег не хватало. Но опускать руки не следовало. В конце концов — я дитя своего века, вроде не глупый и чего-то знаю. Но как реализоваться? Багаж знаний у меня специфический, накопленный за двадцать с лишним лет опыт не всегда пригоден в нынешней обстановке. Приноравливаться приходится с полного нуля. Даже нравы здесь интересные: стоит даме показать на балу ножку — бомонд в шоке: какая распущенность! При этом в порядке вещей считается иметь любовников или любовниц, меняя их как перчатки.

Сделать научное «открытие» и поразить мир? На первый взгляд легко: за плечами десять лет школы, пять курсов института. Но школьный курс благополучно выветрился из памяти, а институтские программы были весьма специфичны, меня ж не в инженеры готовили.

Что я помню из физики: так, три закона Ньютона, но он их уже без меня уже успел открыть и сформулировать, прежде чем окончательно ударился в теософию. Теория относительности Эйнштейна, которую и сам не понимаю, нынешним «Невтонам» вообще без надобности. За точную информацию о скорости света и на костер недолго попасть.