Гузи-гузи

— А ты почем знаешь, что глупое? Ты у нас что, полиглот? — Воронин взял потянутый листочек.

— Да по звучанию, Евгений Петрович, сами подумайте… гоузи. Вернее там не одно такое слово было написано, а два — через дефис, — засуетился Сергей.

То обстоятельство, что Воронин, как важное административное лицо, которое завистники всех мастей хотели замазать или вызвать на нем краску стыда, нуждался в своих информаторах, не мешало ему их презирать.

Будучи по натуре властным и далеко не толерантным, он кипел ненавистью ко всем этим талейранам-шептунам, вроде Сергея, именно в силу того, что не мог обойтись без их унизительных услуг.

Не благоволил он к этим, как он их называл, «продажным типам» еще и потому, что зачастую те были хорошо осведомлены о личной жизни своих покровителей и при случае могли использовать имеющуюся у них информацию против того, чей пост и репутация создавали преграду для их продвижения по службе. Сегодня они работают на тебя, — горько рассуждал Петр Евгеньевич, а завтра — против тебя. И при всем при этом используют ту информацию, которую собирали по твоей указке.

— По звуча-а-нию, — передразнил он Сергея, — ладно, иди в кабинет, а то ты весь вспотел, Коломиец уже, наверное, там.

— Хорошо, Петр Евгеньевич, — с прежним подобострастием отозвался блондинчик и неуклюжей, раскачивающейся походкой направился в сторону лестничной площадки.

Воронин еще некоторое время постоял в задумчивости а потом и сам пошел к лестнице. На втором этаже буквально через минуту должно было продолжиться экстренное совещание, проводимое первым замом главы областной администрации — Коломийцем Иваном Кузьмичом.

* * *

В дежурке было жарко по-болдыревски. Сергей Болдырев — водитель Вершининой — очень любил тепло. Эта его страсть была объектом дружеских насмешек со стороны его коллег. В дежурке Болдырев всегда старался воспроизвести некое подобие «щадящей Сахары», не обращая внимания на многочисленные протесты и порой весьма немилосердные подтыривания. Его живьем зажаренные коллеги, которым не посчастливилось нести с ним трудовую вахту у пульта, шутили из последних сил, дав излюбленному болдыревскому режиму ироническое название «болдыревская осень».

Сейчас как раз он был ни при чем: всему виной было внезапно наступившее потепление, которое Болдырев приветствовал не с меньшим пылом, чем пифагорейцы — восходящее солнце. Тепловые сети не успели еще перестроиться, они запаздывали, как и все в нашей стране.

— Вот Сережа бы порадовался, — ухмыльнулся Ганке, тасуя колоду потрепанных карт и успевая тыльной стороной ладони стирать пот со лба.

— Сдавай, Валентиныч, все равно «болвана» не обманешь, — Коля Антонов поторопил своего партнера.

— Куда торопиться, вся ночь впереди, — Ганке начал наконец раздавать.

Играли они в «гусарика» — упрощенный вариант преферанса, ввиду отсутствия еще одного партнера.

— Пиликалка запиликает, и не успеем доиграть, — Коля нахмурился.

Ганке с Антоновым сидели друг напротив друга за небольшим столом в дальнем конце комнаты, главной достопримечательностью которой был большой пульт. На него поступала информация о несанкционированном проникновении в жилища, поставленные «Кайзером» на сигнализацию.

В центре комнаты стоял стол с электрическим самоваром, в начищенных боках которого отражалась, как в зеркалах комнаты смеха, пара дерматиновых диванов, на которых можно было вздремнуть во время дежурства. Дополняли картину холодильник «Стинол» и несколько мягких стульев.

Розданные карты подняли со стола.

— Раз, — Антонов начал торговлю за прикуп.

Ганке уже собирался произнести: «Два», — у него на руках было верных семь бубей, но в это время на пульте замигала красная лампа, и раздался прерывистый сигнал тревоги.

— Ну вот, сглазил, — с досадой воскликнул Ганке и бросил карты на стол, — вернемся и доиграем, не путай с моими.

— Валентиныч, — Николай поспешил к выходу, — я пошел заводить машину, а ты уточни пока адрес, ладно?

— Конечно, конечно, — Ганке быстро поднялся из-за стола, — сейчас иду.

Он открыл регистрационный журнал, отметил время поступления сигнала: один час пятнадцать минут ночи третьего апреля и, записав в блокноте адрес охраняемого объекта, вышел вслед за Антоновым.

Несмотря на плюсовую температуру, снег еще до конца не сошел и от него веяло сырым холодом. Ганке передернул плечами и поспешил забраться в кайзеровскую «Ниву», которая тут же рванула с места.

— Куда? — лаконично спросил Николай, держа левой рукой баранку, а правой переключая кнопки приемника.

— Дача Буторина, — так же коротко ответил Валентиныч.

— Это который министр, что ли? — Николай вдавил прикуриватель в приборную панель и полез в карман за сигаретами.

— Он самый, — Ганке снова поежился, — помнишь адрес-то?

— У всех этих «шишек» дачи, почитай, в одном районе: на Волге вверх по течению.

«Нива» поднялась на гору, выехала к КП ГИБДД и свернула направо. Ночной город, тускло мерцая огнями сквозь дымку влажного воздуха, раскинулся под затянутым облаками низким небом.