Гусляр навеки

Именно эта собачонка и подняла страшный шум, когда увидела, что Ксения явилась домой без головы.

Ложкин не стал собаку одергивать, так как считал ее умной и сторожевой, а сторожить, по его понятию, означало «подавать сигналы по инстанциям».

Сам же он видел плохо, поскольку страдал редкой в наши дни болезнью – куриной слепотой.

Он решил было, что это, верно, не Ксения, а кто-то воровской специальности. Лезет, замаскировавшись.

– Ты куда! – начал кричать. – Ты чего по нашим сараям лазишь?

На шум открылось окно на втором этаже. У этого окна уже давно сидел Корнелий Иванович Удалов, супруг Ксении, который сильно переживал, куда делась благоверная.

– Чего там? – подал голос сверху. – Это ты, Ксюша?

Ответить Ксения не смогла, потому что Ложкин стал оттеснять ее от дома, защищая собственность. Собачка продолжала истерично лаять. Удалов пытался понять, что там, внизу, происходит. И тут из подъезда выскочил профессор Лев Христофорович Минц – в атласном халате, подарке магараджи Вайсуробада, которого Минц избавил от тараканов. Профессор уже давно временно поселился в Великом Гусляре, чтобы в тишине и покое ставить опыты и совершать гениальные открытия. Хотя надо сказать, что ни покоя, ни тишины он тут не нашел.

Итак, выскочив из подъезда на крики и лай, Лев Христофорович увидел Ксению Удалову без головы и кистей рук, Ложкина с собачонкой и Удалова, пытающегося спрыгнуть со второго этажа.

– Спокойно! – сразу оценил ситуацию профессор, которому приходилось наблюдать людей в самых различных обличиях. – Ксения, советую вам немедленно идти домой и ложиться спать.

– Я только сначала душ приму, – ответила Ксения, – а то простужусь. Окоченела вся.

Даже испытанному жизнью Льву Христофоровичу было нелегко слышать голос, который возникал из некой глубины – то есть там, где кончалось тело Ксении Удаловой.

– А ты, Корнелий, – приказал профессор ее мужу, – немедленно, не глядя на Ксению, спускайся ко мне, поговорить надо.

– Ну я пошла? – спросила Ксения.

– Завтра в восемь утра быть у меня! – велел Минц.

А Ложкин тем временем крикнул:

– Так дело не пойдет! Я сейчас милицию вызову.

– Не вызовешь, – спокойно возразил Минц. – Тебе спать пора: врачи прописали.

И тогда во дворе воцарился покой.

Но вскоре, уже дома, вскрикнул Корнелий Иванович: на плохо освещенной лестнице он увидел свою жену без головы. Однако усталая Ксения на то не прореагировала – мало ли из-за чего кричит ее муж! Он уж скоро пятьдесят лет кричит. И прошла в квартиру.

– Что с ней случилось? – спросил Удалов Минца. – Ей оторвало голову? Это не опасно?

– Голова на месте. Но невидимая! – прошептал профессор. – Теперь так: осторожненько, чтобы не травмировать жену, загляни в ванную, проверь, вся ли Ксения невидимая или только частями. Понял?

– Как не понять!

– Кажется, она в каком-то шоке и потому сама не понимает, в чем ее беда... Если к утру не придет в себя, будем искать пути к излечению.

– Думаешь, опасно?

– Я тебе не отвечу, друг, пока не догадаюсь, чем же вызвано это заболевание. Иди домой, загляни в ванную, а потом тихонько ложись спать и делай вид, что ничего не произошло.

И в этот момент страшный, пронзительный, подобный воплю смертельно раненной серны, крик потряс ночной Великий Гусляр. Замолк оркестр на эстраде городского парка, перестали целоваться влюбленные, взлетели стаи заснувших было ворон, заверещали, будто в икоте, сторожевые сигналки иномарок. Это Ксения Удалова, войдя к себе домой, мимоходом посмотрела в зеркало и ужаснулась: головы на привычном месте не было!

Нет, не удалось дотянуть до утра.

Удалов подхватил рыдающую жену и увлек ее в квартиру Минца, в его кабинет.

* * *

– Значит, он шел за тобой? – повторил Минц за соседкой.

– Шел и молчал.

– И если ты быстрее, то и он быстрее?

– А еще дождь ледяной, буквально ледяной.

– И что ты испытывала?

– Как что? Ужас испытывала.

– Как во сне? Как кошмар?

– Во сне – это еще детские штучки. Хуже! Я думала, что умираю. Что уже умерла, безвозвратно.

– А когда увидела...

– Он был такой... как я и боялась! Именно такой. Человек-смерть.

– И ты поняла...

– В тот момент мне некуда было бежать: ни щелочки, ни окошечка, ни дырочки – ничего. Дверь одна, а он на меня от двери идет. Свет зажег и идет.

Удалов всхлипнул – он переживал за жену. Но Минц вел себя совсем иначе:

– Великолепно! Исключительно! О таком можно только мечтать! Я всегда утверждал и пытался вколотить эту свою мысль в головы оксфордских так называемых мудрецов, что организм при достижении определенного уровня страха уходит в мир эскапизма.

– Чего-чего? – не поняла Ксения. Она была напугана, подавлена и очень хотела спать.

Минц продолжал:

– Психологически затравленный индивидуум убегает от действительности. Чтобы спастись. Он может перелететь в другую точку времени или пространства, он может, оказывается, стать невидимым. Это же открытие века! Мы с тобой, Ксения, наверное, прославимся.

– А можно мне вернуться обратно в свой прежний вид? – робко спросила Ксения.

– Зачем это тебе?

– Завтра у внука в детском садике День примирения и согласия.