Гуси-гуси, га-га-га…

Лицо мальчика оказалось задумчиво-сосредоточенным и славным. Корнелий подумал, что при жизни этот парнишка был, наверно, светловолосым и голубоглазым…

Цезарь нетерпеливо вздохнул рядом.

— Подожди, — попросил Корнелий. Было в этой скульптуре что-то напоминающее, не случайное. Намек какой-то? Может, мальчик похож на маленького Альбина Ксото? Нет, пожалуй. Но…

— Извините, но нам лучше пойти, — насупленно сказал Цезарь. — Локаторы…

— Сейчас. Цезарь, это кто? Ты не знаешь?

— Папа рассказывал, что это памятник. Будто давным-давно этот мальчик спас город, посадил на мель вражескую канонерку. Его хотели даже записать в Хранители, но кто-то заспорил.

— И не записали?

— Одни считают, что он Хранитель, другие и сейчас не согласны. Его звали Галиен Тукк. Разве вы не слыхали?

— Представь себе, нет… А почему кто-то не согласен?

— Говорят: разве один мальчик может спасти целый город? Говорят, неправда…

«Один мальчик может спасти целую страну. Если получится… Нет, пока рано об этом…»

— Наверно, может все-таки. Ведь Юхана-трубача причислили к Хранителям… Кстати, возьми свою монетку. Это же «оло», да? Когда теряется такой талисман, человеку бывает плохо, я видел…

Они посмотрели друг на друга, в глаза. Цезарь прочно зажал монетку в ладони. И сказал очень-очень серьезно:

— Спасибо. Но все-таки пойдемте в подземелье. От локаторов не спасет никакое «оло».

«Зачем мучаю мальчишку?» — опомнился Корнелий.

— Пойдем… Чезаре.

От форта остались фундаменты. Засыпанные, заросшие татарником. На скате плоского бугра, между каменным выступом и косо вросшей в землю гранитной плитой, Цезарь раздвинул могучие сорняки и показал черную щель…

Подземелье оказалось чем-то вроде сводчатого кирпичного погреба. Довольно сухого. Сверху, в пробоину свода, падал очень яркий луч. От него расходился отраженный рассеянный свет.

Первыми ощущениями были сладкая прохлада и защищенность. Корнелий оглянулся, присел на груду битого кирпича у стены. Цезарь стоял посреди погреба. Деловито поджимал то одну, то другую изжаленную ногу, дышал на ладони, проводил ими по волдырям и царапинам. Те исчезали, как смытые…

«И никаких шаровых молний… Однажды, наверно, у него зачесались бугорки — следы прививки, в детстве бывает такое. Он дохнул на ладонь и провел по ним…»

Цезарь посмотрел на Корнелия. Встал прямо. Серьезный и почему-то слегка виноватый. Некрасивый: с длинными руками, с большой головой, с чересчур крупными коленками на тонких ногах, с этой неисчезающей твердостью на скулах. Вот если бы одна улыбка — чтобы снять заколдованную угловатость и каменность!.. Но Цезарь смотрел без малейшей теплой искорки.

И Корнелий проговорил тоже с холодной ноткой:

— И что же ты думаешь делать дальше?

Цезарь знал, что делать дальше.

— Ночью я проберусь к дому. Возьму ранец с вещами и едой. Вам надо прожить здесь около недели. Тогда бросят искать, выключат локаторы. И вы уйдете туда, где ребята.

— А ты? — Он шевельнул плечом.

— Конечно, я буду с вами, пока вы здесь.

— Зачем?

— Пищу приносить и воду. Охранять. А как же еще?

«Малыш ты мой…» — подумал Корнелий, но сказал сухо:

— Это же не кино с приключениями.

— Да. Но вы меня спасли. Я тоже должен.

— Ну… ладно. А потом?

— Потом поеду в столицу. Искать маму и папу.

— Господи! Где ты их найдешь?

— Я… не знаю. — Цезарь вдруг плотно сжал губы. Дернулось тоненькое горло. — Но… надо же что-то делать! Я без них не могу.

Корнелий быстро подошел, взял Цезаря за маленькие холодные ладони. Тот не сопротивлялся. Только от пальцев словно шел слабый покалывающий ток.

— Чезаре… Чек… А если мы поедем в столицу вместе?

— Но вас же моментально схватят! — Цезарь выдернул ладони.

— Извини, я не сказал тебе. У меня нет индекса. Не стало. Как у тебя.

У Цезаря по-ребячьи мягко округлился рот. И в глазах — изумление, недоверие. А потом понимание: «Да, правда…» Он сказал с жалобной усмешкой:

— Значит, я зря отключил уловитель у сержанта.

— А ты уверен, что отключил его?

— Да, — вздохнул Цезарь. Помолчал и вдруг спросил еле слышно, словно преодолевая себя: — А вы… сами его сняли? Индекс.

— Нет… Впрочем, это особый разговор. — Корнелий посмотрел на щетинистую прическу Цезаря и проговорил осторожно: — Ведь если я спрошу, как ты убрал индекс у себя, ты, наверно, тоже не скажешь.

Цезарь опустил голову, прошептал:

— Я не имею права.

«И не надо, малыш. Пока — не надо…»

Корнелий уже поднял руку, чтобы провести ладонью по его торчащим волосам. Но тут поехали вниз брюки — под тяжестью пистолетов. Корнелий чертыхнулся, подхватил слабый пояс. Выложил на кирпичи «С-2», «дум-дум», запасную обойму, ключ… Столько железа…

Цезарь вдруг попросил:

— Можно я посмотрю пистолет?

«Ребенок все-таки», — обрадованно подумал Корнелий. Он вынул из «С-2» обойму, рывком затвора выбросил на пол патрон из ствола. Цезарь взял пистолет двумя руками. Покачал.

— Тяжелый… У папы тоже был, но не такой, а маленький.

Он сел на корточки, положил пистолет на колени. Вскинул глаза.

— Сколько всего люди напридумывали, чтобы убивать друг друга. Да? Смотрите, даже красиво. — Он провел пальцем по пластмассовому узору на рукоятке.