Гуннхильд

Туман перестраивался в проход с призрачными колоннами и стенами, в конце которых влажной чернотой наливался массив суши – и становились различимы побережные камни, исполинские корневища между ними и лес поверху.

Ингвар вскочил, хрустнув коленями. Он уже не мог не представлять, как ищет пресный родник, ведь слюны во рту даже на плевок не осталось. В скалах наверняка найдутся птичьи яйца, хотя гомона гагар или чаек не слышалось – остров восставал в безмолвии. Камни были чистыми, без белых подтёков. Что ж, тогда он поищет грибы с ягодами. Клюкву, бруснику, а если попадётся дикая яблоня или рябина…

«Рябина там есть, – Старик назвал имя, слово на праязыке: – Листья-Золотые-Ягоды-Алые».

Ингвар не отрывал взгляда от ритмично шевелившихся на острове деревьев. Чем дольше он всматривался, тем отчётливее на них рдели скопления пятнышек, похожие на гроздья рябины.

Старик рассмеялся. И то был скорее клёкот хищной птицы, нежели человеческий смех.

Он протянул Ингвару на ладонях две красные грозди. По грозди – из каждого мешковатого рукава.

«Хочешь? – спросил он, продолжая хрипло, с искреннейшей радостью смеяться. – Как раз поспела».

Ингвар выхватил ягоды и запихнул их в рот прежде, чем клешни старика, кривые, испещрённые рубцами, успели вернуться под плащ. Ягоды, восхитительно-кислые, распухшие от сока, давились под его пальцами, проливали сок на губы, и рот уже не был сохнущим от летнего зноя болотом.

Ингвар не заметил, как в длинной седой бороде с рыжими подпалинами зашевелились губы.

«Ешь, ешь, – услышал он, – едой мёртвых в первый раз непросто насытиться».

И Ингвар выплюнул в море всё, что было у него во рту. Перегнувшись через борт, засунул два пальца до самого горла, закашлялся… Зачерпнул воды, принялся полоскать рот.

«Не бойся, – говорил ему в сгорбленную спину Один, – ты великий воин и конунг. Я забираю тебя в чертог Украшенный-Серебром. Ты сядешь там под самые богатые золотые щиты».

Ингвар выцедил изо рта воду, солёно-кислую от рябины и желудочного сока.

«Зачем?» – прохрипел он и съёжился в нервной судороге.

Лохматый капюшон, повернувшись, кивнул на остров, где над лениво расступавшимися прибрежными деревьями сплетались в светозарный узор ягоды, горевшие как угли, и листья цвета солнца. Узор рос вверх – и рябина поднималась над островом.

Вёсла застучали в петлях, а лодка боком по течению понеслась к каменистому берегу.

Ингвар впервые за сегодня смертельно испугался.