Литературное наследие Альберти весьма разнопланово: к 1425 г. относится комедия «Филодокс», затем написаны трактаты «Деифира» (1428) и «О преимуществах и тяготах занятия науками» (1430); первые три книги диалогов «О семье» составлены в 1432–1434 гг., в 1440 или в 1441 г. к ним добавлена еще одна; в 1435 г. написаны трактаты «О статуе» и «О живописи», гораздо позже, в 1449 г., создаются «Десять книг о зодчестве»; между 1436 и 1443 гг. появляются трактаты «О праве» и «Первосвященник», «Жизнеописание св. Потита», диалоги «Теодженио» и «О спокойствии души»; после 1443 г. пишется аллегорический трактат «Мом, или О государе», в 1449 г. – «Математические забавы»; к наиболее значительным произведениям последующих лет относятся «Застольные беседы» и «Домострой» (1470).
Хотя бо́льшую часть жизни Альберти провел в Риме и других городах Италии и лишь время от времени наведывался во Флоренцию, именно под воздействием импульсов культурной и художественной среды этого города складывалось его миросозерцание, все более и более расширялся круг его занятий и увлечений. Вместе с тем, откликаясь на новые запросы эпохи, его мысль обнаруживает не только много общего с идеями современных ему и древних авторов, но и живую, органическую связь с умонастроениями и традициями тех общественных слоев, к которым принадлежала его семья, с его собственными переживаниями и опытом. Как гуманист, Альберти, несомненно, близок Леонардо Бруни и Маттео Пальмиери, но мотивы гражданственности в его сочинениях на морально-этические темы умеряются и совсем затухают перед всем, что включает в себя понятие «благо семьи». Отсюда исключительная роль семьи в воспитании и формировании человека; отсюда подчеркивание важности семейных отношений и соблюдения семейной этики; отсюда же и пафос хозяйственности как непременного свойства радеющего о ближних своих отца семейства. Впрочем, хозяйственность, рачительное обращение с тем, чем человек владеет, толкуется у Альберти предельно широко – как краеугольный принцип всего жизнеустроения, держась которого человек способен в полной мере употребить себе во благо свое главное богатство – время. Подобно многим гуманистам, Альберти пишет о величии человека, этого «счастливого смертного бога», наделенного различными дарованиями и умениями, которые возвышают его среди всех существ, обитающих в мире; пишет о безграничности его возможностей и устремлений, о совершенстве, которого он может достичь. В то же время Альберти не желает обольщаться и обманываться относительно положения, в котором обретается человечество; в рассуждениях, пронизанных автобиографическими мотивами, он изображает всеобщую испорченность людей, нарушение ими естественного порядка, оскорбление справедливости и закона, подрыв вселенской гармонии. В этом предельном заострении противоречия между возможным и реальным, между различными до взаимоисключения способами оценки, между противоположными сторонами и формами бытия, коим причастен человек, можно услышать отзвуки напряженного диалога, который гуманист ведет с самим собой. И, видимо, неправильно отождествлять Альберти исключительно с тем или иным из собеседников, представленных в его произведениях; он воплощает свою мысль в каждом, уверенность часто оттеняя разочарованием и горечью, надежду – сомнением и опасениями.
О семье
Книга первая: об обязанностях взрослых по отношению к молодым и младших по отношению к старшим и о воспитании детей
Когда наш отец Лоренцо Альберти находился в Падуе, прикованный к постели болезнью, которая унесла его из жизни, он многократно высказывал настойчивое желание повидать Риччардо Альберти, своего брата; узнав, что вскоре тот должен приехать к нему, он весьма приободрился и против обыкновения несколько приподнялся и сел на кровати, всем своим видом показывая, что очень доволен сим известием. Нас, бывших все время рядом, вместе с ним ободрила его радость; и мы почувствовали себя счастливыми от доброй надежды, право на которую нам, казалось, давало лицезрение Лоренцо, расположившегося [в кровати] выше обычного. Там присутствовали Адовардо и Лионардо Альберти, люди благороднейших нравов и великого ума, к коим Лоренцо обратился почти что с этими словами: