Гулливер у арийцев

— Ты — подлая хромая змея! Предатель и изменник! Вслед за этим он схватил свой меч и хотел броситься на Иозефа, но его удержали окружавшие его союзники. Я видел, как в это мгновение лицо Иозефа приняло плаксивое выражение и отразило животный страх. Картина, конечно, была совершенно ясна: Иозеф, убедившись в неизбежности поражения Германа, поспешил на помощь победителю. Откровенно говоря, из всех вождей, в достаточной степени отвратительных, Иозеф производил на меня наиболее омерзительное впечатление, не говоря уже о том, что он был неописуемо грязен. Мне казалось, что я не мог бы принудить себя прикоснуться к его руке.

Я ясно видел, как кучка сторонников Германа редела, и вскоре возле него остались три арийских вождя и столько же младших. Вновь раздался звук рога, который держал в руках вождь, стоявший за спиной Зигфрида. Последний в эту минуту закричал:

— Изберем нового вождя вождей!

Тогда вскочил Герман и заорал, задыхаясь от бешенства:

— Ты, грязная собака, нарушил закон, — выборы вождя вождей не могут начаться раньше, чем через сорок дней.

— Надо ждать сорок дней! — закричали сторонники Германа.

Я прочитал на лице Зигфрида выражение растерянности; молчали и его друзья, очевидно, не решаясь нарушить вековой закон.

В этот момент, однако, на свастике вновь появился Иозеф, закричавший:

— Слушайте меня, вожди! Брат Герман прав, закон действительно говорит, что нужно ждать сорок дней и сорок ночей; но брат Герман забыл о происшедшем этой ночью чуде, он забыл о голосе великого Вотана, который дал нам закон и который может его изменить, когда пожелает. Если бы бог арийцев хотел, чтобы мы ждали сорок дней и сорок ночей, он бы так и сказал. Великий же Вотан ночью говорил, что нашему племени угрожает гибель от изменников (кстати: об изменниках Вотан ничего не упоминал, но Иозеф очень удачно дополнил выступление божества). Я от имени арийских вождей требую избрания Зигфрида вождем вождей. Я требую, чтобы была выполнена воля Вотана.

Закончив свою речь, Иозеф, прихрамывая, спустился со свастики и перешел в группу сторонников Зигфрида. Я посмотрел на последнего. Его лицо выражало полное удовлетворение, зато у Германа на лбу вздулись жилы, глаза налились кровью, он судорожно сжимал в руках свой топор и, видимо, был близок к припадку настоящего бешенства. Среди его немногочисленных сторонников шли какие-то переговоры, наконец, встал его ближайший друг по имени Генрих, и сказал:

— Мы требуем, чтобы брат Зигфрид обещал нам после своего избрания вождем вождей никого из нас не трогать, он должен в этом принести клятву на алтаре Вотана.

Зигфрид поднял руки и с кротким выражением лица заявил:

— Я хочу мира и братской любви, я уже забыл коварство моих врагов и все их подлости, они могут спокойно спать, я принесу клятву.

После этого началась процедура выборов. Старый Гюнтер — специалист по расовым делам, выступавший недавно претендентом на трон вождя вождей и на золотой знак свастики, но ведший себя в течение последнего часа изумительно скромно, — неожиданно вылез в центр каменной эмблемы. Писклявым голосом он сообщил, что, как старейший арийский вождь, хочет провести весь необходимый церемониал. Зигфрид это одобрил и похлопал его ниже спины. Я, кстати, заметил, что этот жест означал у арийцев высшее проявление дружеских чувств. Зигфрид в последнее время довольно часто похлопывал меня по указанному месту.

Я с любопытством наблюдал за процедурой избрания нового вождя и погребения старого. Когда один из рабов, обслуживавших песочные часы, простучал двенадцать раз молотком в железный лист, что означало полдень, на площади великого судилища появилась процессия, состоявшая из нескольких младших вождей, несших носилки, покрытые белым покрывалом с вышитыми на нем черными знаками свастики. За ними шли четыре арийских вождя с топорами, а затем шествовали, к моему великому удивлению, самцы.

Их было человек пятьдесят, они вели себя крайне непристойно, все время часть из них прыгала на спину другим, те их сбрасывали, брыкаясь ногами. Другие старались попасть на ходу ногой в копчик шедших впереди. Более нелепой картины, нежели эта процессия, я в жизни не видел и, конечно, больше не увижу. Один из младших вождей, наблюдавший за сохранением порядка в этой толпе толкавшихся микроцефалов, держал в руках короткую палку с острым наконечником, сделанным из рыбьей кости. Когда кто-либо из лучших представителей арийской расы слишком увлекался игривыми шутками, младший вождь подходил и колол его в зад. Тот хватался за пораженное место и на время успокаивался.

Я слышал, как вождь, стоявший около меня, с раздражением говорил:

— Надо будет ввести новый закон, запрещающий сюда приводить этих жеребцов; они совершенно не умеют себя вести. Мне кажется, что много урожаев тому назад они были умнее.

Другой вождь поддержал его и выразил сожаление, что приходится хорошо кормить производителей, фактически никуда не годящихся.