Гулливер у арийцев

— Что ты, — отвечал Зигфрид, — всякий вождь может взять себе в пещеру девушку из испытуемых и держать ее у себя, сколько захочет. От этих-то девушек родятся будущие вожди и часть тех ребят, которых приходится делать бесплодными. Когда женщина больше не нужна, мы ее передаем брату Иозефу, он делает ее бесплодной, и она отправляется вместе с ребенком в ущелье самок. Я уже стар и не беру больше никого к себе в пещеру, но прежде это делал, конечно, и я.

— Ну, а от рыжих самцов и самок родятся только такие же, как они? — спросил я.

— В том-то и горе, что нет, — с горечью сказал Зигфрид. — Сначала наши производители выглядели совсем иначе, у них были не рыжие, а светлые волосы, и не круглые, а длинные головы. Потом постепенно они начали изменяться и превратились в людей, которых ты видел в обоих ущельях. Кроме того, у них часто родятся смуглые дети. Именно в этом я и вижу проклятие богов.

Я понял, что вряд ли сумею многого добиться от Зигфрида. Мои наблюдения и его сообщения дали мне, однако, возможность нарисовать себе довольно яркую картину устройства острова Арии.

Население острова распадается на несколько каст. На самом дне социальной пирамиды арийского племени стоят рабы, создающие все материальные ценности. Их труд является единственным источником существования всех остальных каст.

Следующей группой можно считать самцов и самок, занимающихся исключительно процессом деторождения. Как я позже установил, на каждую самку приходится от двадцати до двадцати пяти рождений, однако, свыше двух третей рождаемых умирает в младенческом возрасте.

Далее следует группа испытуемых, в которой уже имеются элементы иерархии, затем младшие вожди, постепенно превращающиеся в арийских вождей. Во главе всей системы стоит избираемый пожизненно вождь вождей.

Эта организация, несомненно, тщательно продуманная во всех своих деталях, вызвала у меня удивление. Я не понимал, как столь примитивный мозг мог создать эту изумительную систему подавления всего живого и самостоятельного. При помощи кастрации, возведенной в закон крови, группа вождей получает возможность держать в повиновении сотни рабов, не способных не только на восстание, но и просто на сопротивление.

Я вспомнил формулу Зигфрида: «Кто работает, должен быть обеспложен; кто обеспложен, должен работать». Эта примитивная формула являлась логическим завершением тех теорий, на основе которых делались попытки построить в Европе фашистское государство много веков назад.

Таким образом общее устройство острова перестало быть для меня загадкой.

Я понял, что передо мной стоит задача: во что бы то ни стало вырваться отсюда и освободить наш прекрасный мир от отвратительного пятна, носящего название острова Арии. Однако, эта проблема пока представлялась мне неразрешимой. Здесь не было ни одного плавучего средства. Здесь нельзя было бы даже построить самой примитивной лодки. Несомненно, надо было искать более сложных путей.

Единственным слоем, представляющим для меня положительный интерес, являются только испытуемые, среди которых несомненно должны существовать полноценные индивидуумы. Что касается арийских вождей, то это были мои злейшие враги, со стороны которых мне постоянно грозила опасность. Младшие вожди представляли собой нечто вроде полицейского аппарата в руках руководящего эвена иерархии. Самцы и самки, превратившиеся в производителей, по-видимому, не способны даже на самозащиту. Рабы являются физическими и духовными калеками, от которых, конечно, я не мог ждать ни малейшей поддержки. Исходя из этого, я твердо решил сблизиться с некоторыми испытуемыми. Первый шаг в этом направлении уже был мною сделан, так как мне удалось установить дружественные отношения с Угольфом, который от меня, видимо, чего-то ждет.

Не одну ночь я провел в мучительном раздумье, перебирая возможности спасения. Неожиданно я вспомнил о радиостате, который, как будто, уцелел после катастрофы; так, по крайней мере, мне показалось, когда я его видел в руках Зигфрида, лежа скованным в моей пещерной тюрьме. Если он действительно уцелел, и я мог бы в течение нескольких минут им распоряжаться, проблема, вероятно, была бы разрешена. Я мог бы дать радиограмму, которая была бы принята всеми станциями мира. В моей памяти запечатлелась табличка водителя стратоплана с указанием долготы и широты места, на котором находился стратоплан за секунду до катастрофы. Я понимал в то же время, что не должен проявлять ни малейшего интереса к этому аппарату: если эти варвары до сих пор его не уничтожили, то, узнав, что он мне нужен, они несомненно поспешили бы это сделать. Мне нужно было, таким образом, вооружиться терпением и выдержкой. Я вспомнил о своем последнем разговоре с Зигфридом и решил ждать его дальнейших шагов.