ГУЛАГ

В их числе был Анатолий Марченко, который умер в декабре 1986‑го в Чистопольской тюрьме во время голодовки[1936]. Его жена Лариса Богораз, приехав в тюрьму, увидела, что тело мужа охраняют трое вохровцев. Встретиться в тюрьме с кем-либо – с врачами, с другими заключенными, с начальством – ей не позволили. Чурбанов, единственный сотрудник тюремной администрации, который с ней общался, разговаривал с ней грубо. Он отказался сообщить причину смерти Марченко, выдать свидетельство о смерти, свидетельство о захоронении, историю болезни и даже его письма и дневники. С группой друзей и тремя вохровцами она проводила тело мужа до городского кладбища, где он и был похоронен[1937].

Хотя власти окружили смерть Марченко тайной, они, как позднее сказала Богораз, не смогли скрыть, что он погиб как борец. “Его борьба длилась двадцать пять лет, и он ни разу не поднимал белый флаг капитуляции”[1938].

Трагическая смерть Марченко не была напрасной. Горбачева, возможно, подстегнула поднявшаяся по всему миру волна возмущения (заявления Богораз стали очень широко известны), и в конце 1986 года он наконец решил отпустить на свободу всех советских политзаключенных.

В амнистии, навсегда покончившей с советскими лагерями и тюрьмами для политзаключенных, было много странного. Самое странное, однако, то, что она привлекла к себе очень мало внимания. Ведь, что ни говори, это был конец ГУЛАГа, конец системы мест заключения, где в свое время содержались миллионы людей. Это был триумф правозащитного движения, на котором в течение предыдущих двух десятилетий было сосредоточено столько дипломатических усилий. Это был подлинно исторический переходный момент – и он остался почти незамеченным.

Иностранные журналисты, работавшие в Москве, дали на эту тему несколько разрозненных материалов, но из тех, кто написал книги об эпохе Горбачева и Ельцина, почти никто даже не упомянул о конце политических лагерей. Даже лучшие из многих талантливых публицистов и журналистов, находившихся в Москве в конце 1980‑х, были всецело увлечены другими событиями того времени – неудачными попытками провести экономическую реформу, первыми свободными выборами, изменениями во внешней политике, концом советской империи в Восточной Европе, концом Советского Союза как такового[1939].

Внимание жителей России было приковано к тем же событиям, и из них тоже мало кто заметил ликвидацию ГУЛАГа. Знаменитые в подпольном мире диссиденты вышли на свободу и увидели, что они больше не знамениты. Многие из них были уже немолоды и не могли идти в ногу с эпохой. По словам одного западного журналиста, работавшего в то время в России, они “сделали себе имя, находясь в четырех стенах, печатая петиции на древних пишущих машинках на своих дачах, бросая вызов советской власти в халате за чашкой немыслимо сладкого чая. Они не были созданы для парламентских боев и теледебатов и выглядели совершенно сбитыми с толку тем, как резко переменилась страна за время их отсутствия”[1940].

Из бывших диссидентов, оставшихся в сфере публичного внимания, большую часть в первую очередь волновала теперь отнюдь не судьба последних концлагерей СССР. Андрей Сахаров, в декабре 1986‑го вернувшийся из ссылки и в 1989 году избранный делегатом Съезда народных депутатов, очень быстро начал агитировать за реформу собственности[1941]. Армянский политзаключенный Левон Тер-Петросян через два года после освобождения стал президентом своей страны. Многие украинцы и прибалтийцы, выйдя из пермского и мордовского лагерей, попали прямо в жаркую гущу своей национальной политики и стали всеми силами добиваться независимости[1942].

КГБ, конечно, заметил ликвидацию своих политических тюрем и лагерей, но даже руководители этой организации, похоже, не вполне понимали значение события. Читая немногие доступные официальные документы второй половины 1980‑х, поражаешься тому, как мало изменился язык “органов” даже на этой стадии их существования. В феврале 1986 года председатель КГБ Виктор Чебриков гордо заявил на XXVII съезде КПСС, что КГБ разоблачил “ряд агентов империалистических разведок”. В последнее время, заявил он, “определенные круги на Западе постоянно муссируют тему о мнимых нарушениях политических прав и свобод человека в Советском Союзе. <…> Все это рассчитано на то, чтобы подогреть антиобщественные устремления отдельных отщепенцев из числа советских граждан…”[1943]