ГУЛАГ

Сохранились сведения и о поощрениях охранникам, предотвратившим побег. Дежурного, который принял решительные меры после того, как группа заключенных, задушив надзирателя, попыталась бежать, наградили 300 рублями. Начальник караула и дежурный по штабу получили по 200 рублей, четыре красноармейца – по 100 рублей[1413].

Ни один лагерь не исключал побега полностью. Считалось, например, что из Соловецкого лагеря из-за отдаленности его расположения бежать невозможно. Но в мае 1925 года двум бывшим белогвардейцам – С. Мальсагову и Ю. Безсонову – удался побег из одного из материковых подразделений СЛОНа. Напав на охранников и разоружив их, они затем тридцать пять дней шли к финской границе. Оба впоследствии написали книги о своих приключениях, которые принадлежат к числу первых публикаций о Соловках на Западе[1414]. Другой известный побег с Соловков произошел в 1928‑м, когда лагерь покинуло сразу несколько заключенных. Все они впоследствии были задержаны[1415]. Два эффектных побега (тоже с Соловков) датируются 1934 годом. Первый совершило четверо “шпионов”, второй – “один шпион и двое бандитов”. Обе группы бежали на лодках, стремясь, судя по всему, добраться до Финляндии. В результате один из лагерных начальников был снят с работы, другие получили выговоры[1416].

В конце 1920‑х годов, когда подразделения СЛОНа стали создаваться на материке (в Карелии), возможностей для побега стало больше, чем не преминул воспользоваться Владимир Чернавин. До ареста он работал в мурманском “Севгосрыбтресте” и вопреки абсурдно завышенному пятилетнему плану храбро отстаивал реалистический подход к делу, в результате чего был обвинен во “вредительстве” и отправлен на пять лет в Соловецкий лагерь. С определенного момента он работал ихтиологом в рыбопромышленном отделении СЛОНа в Кеми и совершал длительные поездки без конвоя по Северной Карелии для организации новых рыбных промыслов.

Чернавин не торопился. За долгие месяцы он завоевал доверие начальства, и оно разрешило ему десятидневное свидание с женой и четырнадцатилетним сыном. Они приехали летом 1933‑го, и однажды все вместе отправились на “экскурсию” на карбасе по местным морским бухтам. Потом причалили и отправились к финской границе пешком. Чернавин писал:

Я бежал с каторги, рискуя жизнью жены и сына. Без оружия, без теплой одежды, в ужасной обуви, почти без пищи. Мы пересекли морской залив в дырявой лодке, заплатанной моими руками. Прошли сотни верст. Без компаса и карты, далеко за Полярным кругом, дикими горами, лесами и страшными болотами[1417].

Десятилетия спустя его сын вспоминал, что отец надеялся своей книгой о пережитом изменить взгляд мировой общественности на Советский Союз. Книгу он написал. Взгляд на СССР не изменился[1418].

Судя по всему, история Чернавина не единична: первый период ГУЛАГа, период его бурного расширения, поистине можно назвать золотым веком беглецов. Количество заключенных стремительно росло, количество охранников за ним не поспевало, и к тому же лагеря располагались сравнительно близко от Финляндии. В 1930 году на финской границе было задержано 1174 нарушителя, а в 1932‑м – уже 7202. Можно предположить, что число успешных побегов возросло в той же пропорции[1419]. Согласно статистике ГУЛАГа (хотя за полную ее достоверность, конечно, ручаться нельзя), в 1933 году из лагерей бежало 45 755 человек, из которых поймано было только чуть больше половины – 28 370[1420]. Отмечалось, что беглые заключенные терроризируют местное население, и начальники лагерей, пограничники и местные органы ОГПУ постоянно посылали запросы о подкреплении[1421].

ОГПУ ужесточило контроль. В этот период к пресечению побегов стали активно подключать местное население: один приказ ОГПУ предписывал “организовать в 25–30-километровой полосе (прилегающей к лагерям) актив из местного населения для борьбы с побегами”, а также “обеспечить выявление и задержание бежавших заключенных на железнодорожном и водном транспорте”. Был, кроме того, издан приказ, запрещавший открывать камеры для вывода заключенных после вечерней поверки[1422]. Местные начальники настойчиво просили усилить надзор за лагерями[1423]. Законом было увеличено наказание за побег. За убийство беглецов были установлены премии[1424].