ГУЛАГ

Например, обследование Волгостроя в 1942 году показало, что в одном лагпункте восемьдесят человек больны пеллагрой. В отчете прямо говорится, что люди умирают от голода. В Сиблаге – большом лагере в Западной Сибири – помощник прокурора СССР обнаружил, что в первом квартале 1941 года нормы питания систематически нарушались: мясо, рыба и жиры выдавались крайне редко, сахар не выдавался вовсе. В Свердловской области в 1942 году лагерная еда не содержала жиров, рыбы, мяса, а зачастую и овощей. В Вятлаге в июле 1942‑го еда была плохой, практически несъедобной, не содержащей витаминов. Причина – отсутствие жиров, мяса, рыбы, картофеля. Все готовилось из муки и круп[753].

Распространенной причиной нехватки еды было отсутствие необходимых поставок. Это была постоянная проблема: к примеру, в лагпункте Кедровый Шор был составлен список продуктов, которыми заменялось то, что заключенные должны были получать, но не получали. Вместо молока – творог, вместо хлеба – галеты, вместо мяса – грибы, вместо сахара – ягоды[754]. В результате рацион заключенных был совсем не таким, каким ему полагалось быть по московским документам. Проверка Бирлага, проведенная прокуратурой в 1940 году, показала, что “весь обед для работающих з/к состоит из воды, заправленной 130 граммами крупы на каждого з/к, и на второе из черной булочки весом около 100 граммов. На завтрак и ужин варится такой же суп”. Лагерный повар сказал проверяющему, что “по установленной норме продукты ни разу не выдавались”, что в лагерь не поставляются ни рыба, ни мясо, ни овощи, ни сало, хотя нормами питания они предусмотрены. Все дело в том, пишет прокурор, “что Управление лагеря за отсутствием средств не имеет возможности платить деньги за продукты питания и вещевое довольствие, <…> а без денег ни одна снабжающая организация не хочет ничего отпустить”. Результат – 500 с лишним случаев цинги[755].

Столь же часто привезенные в лагерь продукты немедленно разворовывались. Воровали на всех уровнях, но главным образом это делали те, кто работал на кухне или на продовольственном складе. Ради возможности чем-то поживиться заключенные всячески стремились получить должность, дававшую доступ к продуктам. Евгению Гинзбург однажды “спасла” работа судомойкой в лагерной столовой мужской зоны. Помимо “настоящего мясного супа и знаменитых пончиков, варенных в подсолнечном масле”, ей доставались взгляды, полные “смешанного чувства острой зависти и в то же время какого-то униженного преклонения перед теми, кто сумел занять такую позицию в жизни. Около еды!”[756]

Даже ради того, чтобы чистить картошку или собирать урожай на лагерном подсобном участке, заключенные давали взятки: так можно было подкормиться. Позднее Гинзбург работала на лагерной птицеферме – смотрела за курами, которые шли на стол начальству. Она и ее напарница пользовались своим положением: “Мы поливали лагерную кашу рыбьим жиром, позаимствованным у кур. Варили овсяный кисель из птичьего овса. Наконец ежедневно съедали три яйца на двоих – одно в суп и по одному в виде натурального деликатеса. (Больше брать мы не хотели, чтобы не снижать показателей яйценоскости. По ним судили о нашей работе.)”[757]

Воровали и в более крупных масштабах, особенно в северных лагерях, где еды не хватало не только заключенным, но и охранникам и вольнонаемным. Там каждый стремился урвать хоть что-нибудь. В каждом лагере ежегодно составляли перечень убытков. В лагпункте Кедровый Шор только за четвертый квартал 1944 года недостача превысила двадцать тысяч рублей[758].

В масштабах страны цифры были гораздо выше. Например, в одном документе прокуратуры за 1947 год перечислены многие случаи растрат и хищений, в том числе в Вятлаге, где двенадцать человек, включая заведующего лагерным складом, расхитили “продуктов и овощей” на 170 000 рублей. В другом докладе за тот же год подсчитано, что в тридцати четырех лагерях, проверенных во втором квартале 1946 года, было украдено в общей сложности 70 тонн хлеба, 132 тонны картофеля и 17 тонн мяса. Автор доклада делает вывод: “Сложная система снабжения заключенных по котловому довольствию <…> создает условия, способствующие разбазариванию хлеба и других продуктов питания”. Другими причинами злоупотреблений он считает “систему снабжения вольнонаемного состава ИТЛ по карточкам неустановленного образца и талонам подсобного хозяйства” и плохую работу ревизионных аппаратов при главных бухгалтериях управлений ИТЛ[759].

Иногда страх перед инспекциями приносил плоды: в некоторых лагерях, боясь неприятностей, старались исполнить хотя бы букву инструкций. Например, один лагерник вспоминает “сахарный день” в конце каждого месяца, когда заключенные получали по полстакана сахара – месячную норму. Сахар съедался немедленно[760].