Гуд бай, стервоза!

— Что ты сказала? — спросил отец. — Ты сказала, Мэйделин Келсо?

— Вы меня слышали.

— А теперь ты послушай. Я не знаю, о чем ты говоришь, но то, о чем ты думаешь, что ты знаешь…

— Я говорю о том, что произошло шестнадцатого апреля, — мгновенно ответила Гоби. — Я говорю о вашей деловой поездке и о Сан-Диего двадцать шестого апреля, а также об уикенде в отеле «Монако» с мисс Келсо в Чикаго третьего мая. Хотите, чтобы я продолжила?

— Как ты об этом узнала?

— Мистер Стормейр, а вы в курсе, что мы с вами сейчас говорим по громкой связи?

Снова повисло долгое молчание. Когда отец заговорил, голос его звучал совсем иначе. Таким голосом он не говорил со мной никогда. Это был голос человека, сбитого с толку, человека, которому трудно дышать:

— Перри? Перри, ты слышишь?

— Перри вернется утром вместе с вашим драгоценным автомобилем, а до этого времени вы не будете больше ни звонить, ни угрожать ему, или, уверяю вас, мой следующий звонок будет адресован миссис Стормейр. Надеюсь, мы поняли друг друга?

— Секундочку. — Теперь голос отца звучал хрипло. — Пожалуйста, дай мне поговорить с сыном. Только минуту.

— Он слышал все, что вы только что сказали.

— Гоби, пожалуйста…

— Позже, — ответила Гоби, нажала на отбой и отдала мне телефон.

Мы ехали по Бродвею, и я тупо смотрел на дорогу.

10

Вы только что написали автобиографию на трехстах страницах. Пришлите нам страницу номер двести семнадцать.

Университет Пенсильвании

К югу от Юнион-сквер движение стало свободнее. Мы проезжали по Бродвею мимо ресторанов, круглосуточных магазинов, цветочных лавок, парней, торгующих на лотках сумочками, украшениями и пиратскими дисками. Я смотрел прямо, только прямо. Я не говорил ни слова, пока Гоби не повернулась и не посмотрела на меня в упор.

— Извини, что ты узнал об этом так, Перри.

— Он обещал, он клялся, что его роман с ней в прошлом, — сказал я.

Голос мой звучал так глухо, что даже мне было едва слышно, словно кто-то разговаривает во сне. Гоби ничего не ответила, она принялась глядеть в окно на проплывающие мимо Нижний Ист Сайд и затем Файнэншел Дистрикт, бетонные джунгли, где каждый день зарабатывались и терялись огромные деньги, отложенные для сбережения или на пенсии.

— То, что ты говорила ему про Мэйделин… — начал я. — Это же не был блеф, верно?

Она снова выудила «Блекберри» из сумки и принялась набирать текст.

— Прослушивание ваших телефонных разговоров входило в список моих ежедневных обязанностей. В том числе я прослушивала личную телефонную линию твоего отца.

— Это не ответ, — сказал я.

Но вообще-то я лгал. Это был ответ.

11

Смелость часто описывают как «способность сохранять «лицо» под давлением обстоятельств». А как бы вы сами описали понятие «смелость»?

Университет штата Огайо

У меня щипало глаза, и в пазухи носа словно залили горячего свинца. Я все думал и думал об отце, о том, что он говорил в офисе.

— «У каждого мужчины должны быть внутренние обязательства…» — пробормотал я. — Лицемерный ублюдок!

Я вцепился в руль так, что побелели костяшки пальцев, но я понимал, что стоит мне ослабить хватку, как руки задрожат.

— Она его секретарша, ты можешь себе представить это? В первый раз их застукала мама. Отец тогда пообещал, что больше этого не повторится.

Гоби не отвечала, полностью поглощенная своим «Блекберри». Я перестал обращать на нее внимание. Я чувствовал, как прошлое накатывает на меня волнами и вот-вот затопит. Я погрузился в воспоминания двухгодичной давности и снова оказался в том вечере, когда вернулся домой из библиотеки, открыл дверь и наступил на осколок разбитого блюда в коридоре. Как потом оказалось, мама швырнула три таких блюда в отца, пока он шел к двери. На ней даже вмятина осталась, прямо над ручкой.

Когда я вошел в гостиную, мама сидела на диване с бокалом джин-тоника в руке и смотрела по телевизору «Танцы со звездами» с выключенным звуком.

— Она вышвырнула его из дома, — сказал я Гоби. — Он провел ночь в гостинице и когда вернулся утром, пообещал, что больше этого не повторится.

Гоби пожала плечами.

— Мужчины — свиньи:

— Да ладно, мы не все такие.

Гоби лишь кивнула и указала на поворот в ближайший переулок.

— Давай туда, — сказала она. — Паркуйся, приехали.

Она посмотрела на освещенные окна двенадцатиэтажного здания офиса неподалеку от нас, потом посмотрела на меня.

— Да, все правильно, здесь, — пробормотала она, наклонилась к сумке, вытащила пластиковые наручники и мгновенно сомкнула их у меня на запястье.

— Постой, это еще что?

Она надела на меня наручники так, что я оказался пристегнутым к рулю машины. Наручники впивались в кожу.

— Мне больно!

— Сидеть, ждать.

— Можно подумать, я могу уйти.

Она вытащила из сумки тот самый пистолет, который я уже видел раньше.

— Гоби, подожди.