«Способности — это определенная структура достаточно стойких, хотя, конечно, и изменяющихся под влиянием воспитания, обучения и тренировки свойств (черт) личности, определяющая успешность освоения определенной деятельности и совершенствования в ней», — пишет профессор К. Платонов, заключая цепь своих рассуждений о природе способностей.
Вдумываясь в это определение, мы, пожалуй, откажем в способностях и нашему Губкину, и Шуровскому, и Черскому. Были ли у них свойства (черты), определяющие успешность освоения определенной деятельности? Попробуем, чтобы поближе подобраться к узловой точке данной 24-й главы нашего повествования, взять пример из области, из которой охотно черпают свои примеры специалисты-психологи и которой мы до сих пор не касались, предпочитая опираться в своих построениях на «действительно бывших» героев. Художественная литература! Но разве выписанные герои, как давно замечено, вторгаясь в умы, не плодят примеры подражания или осмеяния, не становятся явлениями жизни?
Так вставим же в нашу главу напоминание о юном выходце из маленького городка Веррьера, одного из самых живописных во всем Франш-Конте. «Белые домики с островерхими крышами красной черепицы раскинулись по склону холма, где купы мощных каштанов поднимаются из каждой лощинки. Ду бежит в нескольких сотнях шагов пониже городских укреплений; их когда-то построили испанцы…»
Напоминание о стройном юноше, сыне плотника; подобно нашему герою, он начинал учителем, и дети были привязаны к нему. «Красное и черное». Книга, сочиненная за полгода стареющим малоизвестным литератором, переехавшим из Марселя в Париж. Скажите, Жюльен Сорель был талантлив?
Тысячу раз — да! Но кто возьмется определить — в чем? Не может ведь быть таланта «вообще»? Жюльен превосходит всех, с кем сводит его судьба, даже маркиза де ла Моля. Но в чем? Конечно, иные его свойства сами по себе относятся к числу выдающихся: необъятная и безотказная память, мучительная тщательность самоанализа, но они сопутчики таланту или его предтечи. Сорель обожал Наполеона, чей портрет приходилось прятать; он считал, что в его время, когда храбрость проверялась в бою, он быстро смог бы стать генералом. Может быть, настоящее его призвание было в другом, он бы стал выдающимся дипломатом, оратором, проповедником, министром? Кто знает, он отказался бежать из безансонской тюрьмы…
Перед нами талант (тысячу раз — да!), описанный, схваченный в той своеобразной фазе, которой не минуют, может быть, даже вундеркинды: в стадии неопределенности. Общественная функция таланта ярче (иногда трагичнее всего) проявляется в пору его зрелости, наивысшей активности — ив стадии неопределенности. Перечтите «Исповедь» Руссо; неопределенная талантливость автора, увлекавшегося до одури то музыкой, то шахматами, выворочена наружу (в книгах 2–6) и служит причиной многих фантастических поступков.
«Этапность» в развитии дарования не отрицают и авторы «Психических особенностей человека»: «Очевидно, следует признать, что актуализирующиеся способности вначале проходят «инкубаторный», скрытый от наблюдателей период развития. Необходима внутренняя работа по переструктуированию психических свойств, их приспособлению к деятельности, чтобы способность проявлялась во всей своей полноте». Иван Губкин тяжелее и дольше многих других перенес инкубаторный период вызревания таланта; об общественных причинах этого говорено немало. Талант в стадии неопределенности еще не дорос до осознания себя; он мечется, кружится, застывает; так водный поток, неожиданно низвергнувшийся из бокового языка снежника в слишком жаркий июльский день, долго бьется с недоуменным бешенством о выступы крепких пород, пока пророет или отыщет себе русло.
Богатый «фонд» психической энергии, познавательская жилка, честолюбие, наблюдательность, умение приспосабливаться к среде и, возвышаясь над ней, подчинять ее себе (не в банальном «иерархическом» смысле, а в том, который вкладывает в это понятие профессор Лазурский) — все это с несомненностью свидетельствует об одаренности Губкина. Добавить сюда нужно его трудолюбие. В.Е. Сыркина в интересной работе «Развитие способностей и характер» проследила влияние труда на развитие способностей. Она считает, что, открывая новые стороны в труде, человек «открывает и новые возможности в самом себе». (Поиски новых сторон в трудовом процессе, по-видимому, тоже показатель одаренности. У некоторых гениев эта черта перерождается в странность. Они испытывают отвращение к самому ходу работы по-старому. Леонардо составлял рецептуру красок, он не мог писать красками такими же, какими пишут все художники. К великому для потомков сожалению, он переоценил свои химические познания. Большинство его картин разрушило время.)