Человечество ступает по минералам, но в некотором роде его самого законно рассматривать как каталитическую щепоть в реактивном котле элементов (а именно это и представляет собой земная кора). Кожа планеты, ее охранная грамота, окутанная легчайшей газовой мантией, отбивающей грубые прикосновения космоса, кожа эта не омертвела. В ней бурлят превращения, восходящие и нисходящие потоки атомов преобразуются в минеральные формы и ряды. Минералы льнут друг к другу, враждуют, рассыпаются, путешествуют, раздаются вширь и ввысь, засыпают летаргическим сном. Профессор Н.М. Страхов в капитальном трехтомном труде «Основы теории литогенеза» приводит любопытнейшие примеры, рассмотрение которых подталкивает к выводу, что взаимоотношения минеральных кристаллов с окружающей кристаллической средой имеют определенные черты сходства с живой природой. Сходство это в том, что и там и там мы сталкиваемся с избирательным поглощением компонент среды и соответствующим выделением определенных, ранее внутренних для объекта, элементов в окружающую среду.
«Не верьте тем холодным натуралистам, которые искони обрекли его (минерал. — Я.К.) на вечную мертвенность, — воскликнул на одной из своих лекций знаменитый в прошлом веке пропагандист геологических знаний Г.Е. Шуровский. — Нет, жизнь глубоко скрыта в минералах, но покорена тяжелой величественной их массой. Она не опочила в своих созданиях, не окаменела в неизменных формах. Все части органических тел, составляя целое, живут, будучи отделены от него, — умирают. Так и минералы, взятые порознь, оторванные от своего целого, от материка, представляются нам массами вещества без жизни, без движения, нередко без физиономии определительно выраженной. Но те же минералы в совокупности со своим целым, в материке, оказывают жизненные действия… Так мировая жизнь говорит и в безмолвном бытии минерала. Произведение вечной жизни мертво быть не может…»
Минерал наиболее устойчивая форма существования земной материи… в ее внешней оболочке, скажем для осторожности. Этим обусловлено «приспосабливание» к меняющимся температурным, электромагнитным, динамическим и космическим силам. Живая масса, биосфера, которая, кстати, по подсчетам В.И. Вернадского, неизменна в объеме с архея (если подсчеты подтвердятся, это явление еще предстоит объяснить), — биосфера деятельно вмешивается в жизнь минералов, меняет самый лик Земли: воздвигает острова, крошит скалы и т. д. И особенную роль во взаимодействии биосферы с каменной оболочкой выполняет человек, главное действующее лицо ноосферы (термина этого нет в «Геологическом словаре» издания 1956 года (!); многие авторы до сих пор запирают его в настороженные или даже иронические кавычки; пора бы уж, кажется, отшелушить кавычки от добротно придуманного термина, выражающего великое наблюдение).
Среди множества способов периодизации людской истории способ «по потребляемым минералам» общепризнан. Век каменный (правильнее сказать, кремневый), медный, железный… Ну, а нынешний, бесспорно — нефтяной (его называют также электрическим, атомным, но ведь это с точки зрения энергетической). Нефть питает движители, победившие три земные стихии: воду, сушу, воздух. Нефть подарила материалы, без которых немыслимы современная цивилизация и ее прогресс.
Итак, биосфере два миллиарда лет, ноосфере — три-пять тысяч. Это формальное исчисление; по-настоящему интенсивная переработка корковой материи планеты началась со времен первой промышленной революции. Возникла острая нужда в веществе, теплотворная способность которого была бы выше угля и других видов топлива. «Развитие крупнопромышленной эксплуатации нефтяных месторождений началось лишь тогда, когда человечество научилось, во-первых, добывать нефть из земных недр посредством буровых скважин, во-вторых, фракционировать добытую сырую нефть, отгоняя из нее нефтепродукты различных свойств и хозяйственного значения. То и другое случилось лишь в середине девятнадцатого столетия и притом почти одновременно» (И.М. Губкин, Учение о нефти). В 1815–1817 годах земляки Губкина (но не односельчане) братья Дубинины, крепостные графини Паниной, по милости душевладелицы своей и прихотливой своей судьбы попали на Кавказ, увидели там нефть и додумались перегонять ее на огне, сливая образующийся фотоген (керосин) в отдельный сосуд. Конечно, это было гениальное рацпредложение. Своим умом до него дошли — чуть позже, чем братья Дубинины, — горные техники Геккер и Митис, жившие в австрийской Галиции; их патент заинтересовал европейских капиталистов. Механик Ленц несколько лет испытывал на заводе К. Сименса в Баку распылитель-форсунку; в конце 70-х годов ее применили в паровозных топках на Балтийской и Грязе-Царицынской железных дорогах. Наконец появляется превосходнейший тип форсунки изобретения знаменитого Людвига Нобеля; впервые он выставил свое детище на Всероссийской промышленной выставке в Москве в 1882 году. Через одиннадцать лет свое изобретение представил Дизель.