Губкин

Долота были исправлены. С 1929 по 1936 год в Прикамье пробурено восемьдесят пять скважин. Влохин упрямо курсировал вдоль левого и правого берегов реки Белой. Декабрь 1931 года. Извлечен керн: известняк, пропитанный нефтью. Это ишимбаевская скважина № 702. Еще несколько месяцев нетерпеливого и трудного ожидания, и Блохин отбивает Губкину телеграмму: «семьсот вторая фонтан ура». Однако через несколько дней в тот же адрес писал о непролазной грязи, худых крышах и нехватке рабочих рук. (Лишь в 1934 году продолжена железная дорога Уфа — Ишимбаево, в 1935 году сдана электростанция, а до этого времени разведка мучилась и хладом и гладом.) Блохин штурмует левый берег. Стерлитамакская площадь, доказывает он, нефтеносна.

«Надо идти на девон. Идти на девон…» — неустанно твердит Губкин. В 1932 году К.Р. Чепиков (ныне член-корреспондент АН СССР) обнаружил подземную структуру вблизи деревни Муллино в Туймазинском районе. Под его руководством другой разведчик, П.С. Чернов, произвел структурную съемку местности. Геологи ратуют, заручившись горячей поддержкой Ивана Михайловича, за комплексную разведку (теперь это главный метод на вооружении советских исследователей недр: площадь «прощупывается» геологичесюш анализом, геофизическим, геохимическим, гидрогеологическим и буровым. Сочетание геологического и геофизического методов Губкиным уже применялось при изучении КМА). В Туймазу приходят электроразведчики, магнитометриеты, буровики. За ними поспешают строители: нефть есть, надо создавать промысел. Но проходит еще немало лет, прежде чем девонская нефть, предсказанная Губкиным, увидела свет. В сентябре 1944 года скважина, обладавшая «круглым» номером 100, углубилась на 1700 метров, и оттуда черно-пенной струей хлынула маслянистая жидкость.

(Люди черпали ее пригоршнями. У многих на глазах стояли слезы. Так свидетельствуют очевидцы. Шла война. За военные годы во Втором Баку открыли 22 месторождения — против 17 довоенных. За 10 первых послевоенных лет — 107.)

Напомним печальную дату: Губкин умер в 1939-м. В 1937-м вступили в эксплуатацию Сызранское, Бугурусланское, Ставропольское месторождения; в 1942-м — Куганакское, в 1943-м — Покровское и Кинзебулатовское; в 1936-м — Северокамское, в 1939-м — Полазненское, в 1953-м — Шкаповское, в 1948-м — Ромашкинское… Список можно удлинять сколь угодно. Даты открытий мелькают, не зацепившись за «тридцать девять».

Третья жизнь…

Это уже история края, история промышленности и личные судьбы прекрасных разведчиков Трофимука, Кувыкина, Шашина, Мустафинова, Байбакова, Мешалкина… Всех не перечислишь. Но все они губкинцы.

Умножим еще примеры. В 1932 году в Свердловске проходила выездная сессия Академии наук. Иван Михайлович выступил с сообщением, всех взволновавшим. Нефть в Западной Сибири. Где? (На геологической карте того времени громадная территория закрашивалась сплошной белой краской.) Уж ли не «очередная… как и курское железо»? На этом примере остановимся подробнее и прибегнем к выпискам.

Первая выписка — из брошюры сибирских нефтяников Ф. Гурари и Г. Острого «Нефтяная целина Сибири»: «В 1932 году один из выдающихся геологов-нефтяников, академик И.М. Губкин, высказал предположение о том, что в Западной Сибири расположена гигантская депрессия (впадина), в которой в геологическом прошлом накапливались благоприятные для образования нефти и газа осадки и, по всей вероятности, могут быть найдены их промышленные залежи. За гениальной догадкой ученого стоял анализ геологии Сибири, ее сравнение с другими, сходными по истории развития районами, где нефть и газ были уже найдены». Все абсолютно правильно, но относительно «догадки» хочется поспорить, несмотря на приставленный к ней лестный эпитет. Сам Иван Михайлович, конечно, ни о какой догадке не поминает.