Наклонись, философ, ниже,не дрожи, здесь нету бесов,трюмы жизни пахнут жижейот общественных процессов.Весной я думаю о смерти.Уже нигде. Уже никто.Как будто был в большом концертеи время брать внизу пальто.По камере то вдоль, то поперек,обдумывая жизнь свою, шагаюи каждый возникающий упреквосторженно и жарко отвергаю.Ветреник, бродяга, вертопрах,слушавшийся всех и никого,лишь перед неволей знал я страх,а теперь лишился и его.В тюрьме, где ощутил своюничтожность,вдруг чувствуешь, смятение тая,бессмысленность, бесцельность, безнадежностьи дикое блаженство бытия.Тюрьмою наградила напоследокменя отчизна-мать, спасибо ей,я с радостью и гордостью изведалсудьбу ее не худших сыновей.Года промчатся быстрой ланью,укроет плоть суглинка пласт,и Бог-отец могучей дланьюмоей душе по жопе даст.В тюрьму я брошен так давно,что сжился с ней, признаться честно:в подвалах жизни есть вино,какое воле неизвестно.Какое это счастье: на свободесо злобой и обидой через грязьбрести домой по мерзкой непогодеи чувствовать, что жизнь не удалась.Стихов довольно толстый томик,отмычку к райским воротам,а также свой могильный холмикменяю здесь на бабу там!В тюрьме вечерами сидишьмолчаливои очень на нары не хочется лезть,а хочется мяса, свободы и пива,а изредка — славы, но чаще — поесть.В наш век искусственного мехаи нефтью пахнущей икрынет ничего дороже смеха,любви, печали и игры.В тюрьму посажен за грехии, сторожимый мразью разной,я душу вкладывал в стихи,а их носил под пяткой грязной.И по сущности равные шельмы,и по глупости полностью схожите, кто хочет купить подешевле,те, кто хочет продать подороже.Все дороги России — беспутные,все команды в России — пожарные,все эпохи российские — смутные,все надежды ее — лучезарные.Божий мир так бестрепетно ясени, однако, так сложен притом,что никак и ничуть не напрасенстрах и труд не остаться скотом.Нет, не судьба творит поэта,он сам судьбу свою творит,судьба — платежная монетаза все, что вслух он говорит.Живущий — улыбайся в полный роти чаще пей взбодряющий напиток;в ком нет веселья — в рай не попадет,поскольку там зануд уже избыток.Последнюю в себе сломив твердынюи смыв с лица души последний грим,я, Господи, смирил свою гордыню,смири теперь свою — поговорим.Нет, не бездельник я, покуда головаработает над пряжею певучей:я в реки воду лью,я в лес ношу дрова,я ветру дую вслед, гоняя тучи.Не спорю, что разум, добро и любовьдвижение мира ускорили,но сами чернила истории — кровьлюдей, непричастных к истории.