Грустный шут

И в горе и в радости я не один:
Со мною везде мои верные братья.
И счастлив я буду до самых седин,
Удачлив я буду до самых седин:
Со мною всегда мои верные братья.

И если свалится какая напасть,
И если беда приключится —
Мне братья мои не дозволят упасть!
О братья, не дайте в полете упасть!
Мы вольные, верные, гордые птицы.

Есть солнце над нами. Свети нам, свети!
Питай наши души нетленною силой!
Я счастлив, о братья, что все мы в пути!
Я с вами вовек не устану идти
По весям и далям родимой России.

И в горе и в радости я не один:
Со мною всегда мои верные братья.
И счастлив я буду до самых седин,
Удачлив я буду до самых седин:
Со мною везде мои верные братья.

— И ты со мной, Даня, — закончив песню, тихо молвил Барма. — Здесь тело твое, которое я любил… А душа — с нами. — Завозился, запищал Иванко. По лицу Бармы, только что сильному и вдохновенному, пробежало облачко. — Прости меня, Даня. И — отпусти… Мы сюда воротимся.

— Упал он духом, — шепнул Матвей большаку. — Теперь не засмеется. Скоморох в ём умер…

— Скоморох умер — человек остался. Он и будет служить Отечеству, как поклялся, — строго возразил меньшому Егор. — А ты вот от клятвы отступился. То, Матвейка, негоже…

— Какой же вы веры, детушки? — поинтересовался Ефрем, когда путешественники собрались в путь. — С виду вроде православные, а молитвы ваши мне неизвестны.

— Русской, дедушка, — улыбнулся Митя. — Молитвы те сочиняет нам Тима.

— Добрые молитвы. Списать бы…

— Спишем, — кивнул Барма. — Мне Гонька поможет. Ты с нами Ядне оставь, — сказал он брату — Через день-другой догоним.

— День-другой? — встревожился Митя: вдруг Барма передумает и останется в Кулеме. — Что так долго?

— Молитв-то я сочинил немало, — усмехнулся Барма. — Сколь есть, все передам людям.

Аргиш ушел.

Барма с сыном, Ядне и Гонька остались и к началу третьего дня дописали последнюю песню. Песни Бармы пришлись кулеминцам по душе. За то не раз отлучали их от церкви, во всеуслышание передавали анафеме, а кулеминцы из поколения в поколение несут в сердце своем безбожные молитвы, дополняют их, сочиняют новые и каждый год поют над могилой Даши.

— Езжайте со Христом, детушки, — благословил путников старый Ефрем. Провожать их вышли все жители Кулемы. — Езжайте, да по земле ходите с оглядкой. Ноне рытвин на ей мно-огое множество.

— Мы, дедушка, падать привычны, — играя желваками, отвечал Барма. — Но горе тому, кто нас уронит. Молитвы-то наши не забывайте! — крикнул кулеминцам на прощание.

— Не забудем, сынок, не забудем! — обещал Ефрем и обещание свое сдержал.

Олени тронулись, понесли. И вдруг грянула давешняя песня Бармы:

И в горе и в радости я не один:
Со мною всегда мои верные братья.
И счастлив я буду до самых седин,
Удачлив я буду до самых седин:
Со мною везде мои верные братья…

— Слушай, Иванко, слушай! — наказывал сыну Барма, глазевшему на него из вороха шкур. — То праведная молитва!..

23

Два бородатых рослых старца продольной пилою распиливали на плахи бревно. Когда один из них выпрямился, Михайла Першин выкатил изумленно свой единственный глаз. Было отчего: в одном из старцев поручик узнал светлейшего, каким-то чудом оказавшегося в Березове.

— Батюшка! — вскричал Митя, увидав другого старика. — Ты ли это?

— Митрий?! — Пикан от неожиданности выронил пилу. — Неужто ты?

— Я, батюшка, я самый! — обнимая отца, взволнованно говорил Митя. — Вот где свиделись! Мама-то где?

— Не дождалась вас мама. Господь призвал, — вздохнул Пикан, и оба перекрестились: — Царство ей небесное! Какими ветрами сюда, сын?

— Шальными, батюшка, поистине шальными. С Тимой вместе бежим из Питера. Да вот… — узнав Меншикова, Митя споткнулся на полуслове, отступил. Мыслимо ли такое? Всевластный князь, перед которым недавно еще трепетали, оказался в этом, богом забытом краю.

— Вы ли это, господин генерал-фельдмаршал?

Князь, не шибко ловко тесавший бревнышко, разогнулся, ответил смиренно и просто:

— Я, голубчик, я… А ты кто таков будешь?

— Не помните? Встречались не раз…

— Может, и было, — нарочно не узнав Митю, вздохнул князь. — Да то быльем поросло. Сядь со мной, лейтенант, — нечаянно проговорился хитрец. — О душе побеседуем.

«Поздновато хватился», — хмурясь, подумал Митя, однако присел.