Грустничное варенье

Сначала Лара обижалась на сестру, думая, что та нарочно упрямится. Но вскоре с удивлением поняла, что та и правда не замечает оттенков чужих настроений. Как не замечает и мама, и папа, и все остальные. Родители не обратили на ее слова большого внимания, приняв это за очередную выдумку, одну из тех, что все время завладевали богатым Лариным воображением. Девочка не стала их переубеждать, достаточно было того, что через пару недель ей все-таки поверила Лиля. Лара взяла с сестры торжественное обещание, что та никому не скажет. Это был еще один секрет, такой же, как их тайный язык.

Только много позже Лара разобралась в нюансах человеческих эмоций — не во всех, но в большинстве. Изумрудно-зеленое чувство с резким, металлическим отблеском называлось ревностью. Она частенько оттеняла мягкий свет первых влюбленностей, которые рождались в стенах школы. Лару не переставало удивлять, как неравномерно порой распределяются цветные ореолы. Грядущая контрольная по математике была способна перекрасить настроение двадцати ребят в холодную сероватость уныния. Появление Лили заставляло почти всех мальчиков в классе покрываться нежной розовой дымкой, и стоило ей предпочесть кого-то одного, чтобы позволить ему донести свой портфель до подъезда, как остальных начинало лихорадить: от завистливого желтого до соломенно-палевого отчаяния. По отношению к самой Ларе такого ажиотажа вовсе не наблюдалось, но это было даже к лучшему — она просто не представляла, как себя вести в этом случае. Даже смотреть на все это со стороны было довольно утомительно, кроме того, она смущалась своей обреченности невольно подглядывать за людьми, замечать то, что они не хотели бы показывать первому встречному. Так что Лара постепенно училась приглушать цвета ореолов, словно не обращать внимания, глядеть вскользь. Это требовало колоссальных усилий и долгой практики, к вечеру особенно насыщенного дня от усталости давило голову и тошнило. Но с каждым годом становилось все проще не замечать, что продавщица в бакалее чем-то расстроена, а сосед ревнует жену, и, кажется, за дело, если учитывать ее лавандово-лиловую вину. Лару часто сбивало с толку, когда люди вели себя совсем нелогично, и во власти синих и серых эмоций пытались шутить и смеяться. Она чувствовала себя неловко, ей становилось не по себе, потому что в этом несовпадении было что-то неестественное. Ничто так не пугало ее, как людское стремление выдать за правду то, что правдой не является. Но с годами Лара научилась примиряться и с этим.

Тем более что она знала о мире то, чего не знал больше никто: как много вокруг ровного опалово-белого света, похожего на свет миниатюрного солнца. Этот ореол был больше всех остальных. Такой же непостоянный, изменчивый, часто затуманенный другими эмоциями, даже притушенный, он все равно был главным. Опаловый свет охватывал пап и мам, когда те приходили забирать из школы своих чад, — и самих детей при виде родителей. В одной дымке на двоих сидели на скамейках парочки, обнимаясь или держась за руки. И когда Ларе по вечерам становилось грустно, она непременно смотрела на здание через дорогу. Это был районный роддом, и, когда на ночь в палатах гасли лампы, сквозь темные стекла все равно были видны мягкие блуждающие огоньки. Осознание того, что в мире есть это теплое ровное свечение, делало ее сильнее.

И конечно, Лара не была бы собой, если бы иногда не пускала свою способность на служение шалости. Она не могла удержаться, чтобы не похвастаться обновкой перед приятельницей, основное настроение которой всегда было желтым, и после обмена парой фраз с Ларой девушка и вовсе становилась лимонной. И не упускала возможности получить задаром хорошую оценку, воспользовавшись максимальным душевным подъемом учителя.

После школы сестры поступили в мединститут. Строго говоря, это была мечта Лили, а Лара решила просто поддержать ее. Тем более что профессия врача казалась благородной и возвышенной. К тому же Лара не боялась признаться себе в том, что в ее выборе присутствовала изрядная доля эгоизма: Ларе хотелось как можно чаще видеть благодарность людей, которых она вылечит. Благодарность в виде шелковистой коралловой дымки — чертовски приятное зрелище.