Группа

Потаповский. Да нет… На пенсию пора! Все! Списали Лешу! Круто обходятся там сейчас с секретарями, с министрами. Теперь мода такая — сажать первых секретарей. Не встретит ли меня «воронок» в Шереметьеве?

Рубцова. Что еще за дурь тебе в голову пришла? «Воронок» — это ж надо! Это кто тебе внушил такое?

Потаповский. Специальные ножницы мне подарили. (Достает ножницы.) Думал, как же их использовать? Из любой статьи любую сердцевину вырежут. Гляди. А-а? Думаешь, только ножницы? А тут еще вот отверточка, шило, ножик, штопор, напильничек. Думаешь, все? Лупа есть — любой бисер… между строчек читает… Народ можно долго хлебом не кормить, дай только приговор привести в исполнение! Наука нехитрая… голову уложил… и топором сверху… До того … вещица эта… понравилась — всегда при мне, на все случаи жизни…

Молчание.

А-а? Не расслышал, что ты сказала?

Молчание.

Что ты смотришь так все время?

Рубцова (тихо). Ничего…

Потаповский. Ну давай о деле — времени нет! Почему я эту встречу организовал. Вышла тут на меня одна занятная американка. Она на несколько дней прилетела сюда. Слушай меня внимательно! Я тебя задержу в Италии. Делегацию отправим без тебя. Я созвонился с Москвой, не бойся. Останешься вести переговоры…

Рубцова. Какие переговоры?

Потаповский. Не важно! Ты слушай меня. На неделю минимум здесь останешься. Визу я тебе продлил.

Рубцова. Алексей Николаевич…

Потаповский. С вопросами подожди! Слушай: сейчас, когда эта американка приедет, уже объяснять все поздно будет. Она специально повидаться с тобой приехала в Венецию! Зачем ты всю делегацию сюда притащила?

Рубцова. Ты обещал какой-то ужин. Мне же делегацию кормить надо. Что ты не понимаешь, девки голодают — суточные берегут.

Потаповский. Не надо их собирать! Я же тебе ясно сказал: она в Венецию приехала специально встретиться с тобой. Она теперь американка… в общем, не совсем американка… У нее фамилия с приставкой «фон», немецкая. Но она не немка… и не американка…

Входит Клава.

Клава. Хлора села в гондолу!

Рубцова. Что? В какую гондолу?

Клава. Я ей кричу: назад! — плывет вниз по течению с песней.

Рубцова. Ну все! Ее отправлять надо в Союз! Алексей Николаевич, она всю душу мне вымотала! В Риме ни одной ночи не ночевала. Где была? Что делала? Я не знаю! Взял как знающую язык — ни разу не подошла, не помогла. Несет черт-те что про нашу страну! Вот так формируют делегации теперь — дайте им интеллигенцию обязательно и рабочих.

Клава. Рабочая — это я.

Рубцова. Алексей Николаевич, прошу тебя как представителя страны…

Клава. Нина Михайловна, не обращайте вы внимания. Женщина помешана на искусстве, неравнодушна к итальянской песне.

Потаповский. Давайте-ка лучше догоните ее, скажите: это не дешевое удовольствие. У наших людей бывают эксцессы тут в конце маршрута. Гондолы — особая статья. На группу если поделить — это терпимо. Идите попытайтесь на двоих.

Клава. На троих я бы попыталась. И то без посуды. Приятно с советским человеком поговорить. Слава Богу! Наконец-то наш мужчина показался, а то делегация советских женщин уже по гондолам прыгать начала. У вас тут нет наших ребят помоложе? Организуйте для нас круглый стол… Но можно и квадратный.

Рубцова. Алексей Николаевич, Клава — знаменитый на весь северный флот водолаз.

Потаповский. Тебя, Клава, как по батюшке?

Клава. Меня можно и по матушке, просто Клава. Чем я знаменита, Нина Михайловна? Моя фотография на обложке журнала «Работница» была, да и то в скафандре. Так что меня без амуниции никто не узнает. Вы один пришли? Наших ребят не взяли?

Рубцова. Клава, ты разговариваешь с консулом Советского Союза.

Клава. Вы кого консультируете? Меня надо хорошо проконсультировать! Тут есть зимняя обувь недорогая?

Рубцова. Ты опять? Мы в Риме будем целые сутки перед отлетом — все купишь.

Клава. Консул, вы из Рима?

Рубцова. Не из Рима.

Клава. А в Риме-то, оказывается, все дешевле. Я, когда приценивалась во Флоренции, оказалось, почти никакой разницы, а меня всё убеждали: не торопись, приценись.

Рубцова. Я договорилась с посольством, они покажут точки.