Группа риска

Подошло назначенное время. Вернулся Петров, начали подтягиваться остальные приглашенные. Сдвинули вместе и накрыли бумагой четыре стола, положили под холодную воду бутылки, начали расставлять закуски. Из соседних кабинетов принесли недостающие стулья. Приготовления, как и обычно в таких случаях, затянулись, и только после половины девятого стали рассаживаться за стол. Повод для застолья был нерадостный, и начали как-то незаметно, без громких тостов и речей. Первые три рюмки выпили быстро. Большинство присутствующих, не успевшие днем нормально пообедать, налегали на закуски, и тарелки быстро пустели. Подошли опоздавшие, и, наскоро перекурив в соседнем кабинете, все опять вернулись за стол.

— Скажу честно, Гера, мне жалко, что ты уходишь. — Николаев поднялся. — Я всегда считал, что если кто нашел себе другое место и решил переводиться или увольняется, то поступает правильно. Никогда никого не отговаривал в таких случаях. Каждый сам решает, где ему лучше. Но сейчас… Я понимаю, конечно, что ты сто раз все обдумал, но мне, честное слово, жалко, что так получается. Не умею и не люблю много говорить, поэтому предлагаю просто выпить за тебя, за то, чтобы у тебя «там» все сложилось!

Выпили. Закусили.

— Ты себе место подыскал уже? — спросил кто-то из оперов.

— Да так, есть варианты, — неопределенно пожал плечами Даниленко. — Еще не определился.

— К Михалычу в «Спрут» не пробовал? Там много наших. Мне через год на пенсию уже, хочу к нему попробовать, если не развалятся к тому времени.

— У тебя что, двадцать пять уже будет? — удивились на другом конце стола, имея в виду количество отработанных на милицейском поприще лет.

— Какие двадцать пять! Двадцатник только-только стукнет! Только хватит мне уже, чем дальше, тем хуже… Слышал, новый кодекс собираются принять? Там за грабеж, например, штраф предусмотрен, сколько-то минимальных зарплат, а верхний предел — то ли три, то ли пять лет… Приходишь к судье — хотят ведь как в Америке сделать, чтобы суды не только судили, но и все остальные вопросы решали — так вот, приходишь к судье и говоришь: я хочу два грабежа «залепить», сколько я вам должен? Оплачиваешь, авансом, штраф, а потом идешь и с чистой совестью грабишь. И никто тебе за это ничего сделать не может. Что, ради этого я столько лет уродовался?

— Это ты своими вывихнутыми ментовскими мозгами все не так понимаешь, — перебил Савельев. — Мы идем к демократии, поэтому никого наказывать ни за что нельзя. А тебя уродоваться никто не просил, сам виноват.

— Да я и не виню никого, просто противно! Как будто, кроме нас, никому это и не надо!

— Кому надо — от тех ничего не зависит. А от кого зависит — тем совсем другое требуется…

— Ладно, хватит об этом! — оборвал Петров. — А то сейчас еще о политике начнете. Не за этим ведь собрались.

— Правильно, Димыч, лучше наливай!

Вышли покурить в соседний кабинет. Даниленко широко открыл окно, угостил Ковалева сигаретами.

— Знаешь, Костик… Я, пока рапорт свой подписывал, сто раз обо всем передумал. И все равно ответа не нашел. Вроде бы, правильно все решил, жена так вообще в такое счастье поверить не может. Каждый день в семь вечера — дома, никаких дежурств ночных, в выходные никто трогать не будет. Я уж не говорю о зарплате, тут и сравнивать-то нечего! Меня ведь хорошее место ждет, я об этом старался особо не говорить…

— Я и так догадался.

— Место хорошее, все, что надо — привезут, самого, куда надо, доставят, туда и обратно. Все условия для работы созданы. А мне вот никак не успокоиться. Сейчас ведь уже не коммунизм, идей гениальных никаких не осталось. Каждый ищет себе место получше, наверх лезет. Я, пока в отпуске был, в фирму свою походил немного, присмотрелся. Нормальные люди. Есть, конечно, и дерьмо, но это как везде. Так вот, нормальные люди, тихо-мирно занимаются своим делом, и, главное, понятно, почему они это делают. Ради того, чтобы какого-нибудь ублюдка в камеру запихать, тратишь свое время, свои деньги, здоровье свое. И ничего из этого не восстанавливается. У меня жена, по-моему, так и не смогла понять, почему я каждый день задерживаюсь. Это ведь не меня ограбили, не у меня квартиру обворовали. В любую контору, кроме нашей, приди под конец рабочего дня, так с тобой никто и разговаривать не станет. Ладно, раньше можно было думать: вот, посажу я его, так он несколько лет никому мешать не будет. А сейчас? Угробишь ты на него уйму времени, а судья его под залог выпустит, адвокаты накинутся, тебя сто раз в грязи изваляют, отписываться и объясняться замучаешься, а его потом все равно осудят условно, и он тебе, при встрече, в рожу ухмыляться будет. И надо тебе это?

— Не все так плохо.

— Ты еще скажи, что я не прав и на самом деле все хорошо!