— Не хотите подкрепиться? — дождавшись, пока Владимиру Ивановичу немного полегчает, Ромео протянул маленькую фляжку с коньяком. — Закусить нечем, но продукт натуральный, пойдет нормально…
Марков, с трудом отлипая от стенки, промычал нечто невразумительное.
— Как хотите, — Ромео спрятал фляжку в боковой карман пиджака. — Ничего страшного, вполне нормальная реакция непривычного человека. Вы с ними разговаривать будете? Старший тот, одноглазый… Боюсь, правда, что он сейчас не очень расположен к беседам.
Будто в подтверждение этих слов, «одноглазый» пошевелился и издал стон, исполненный такой нечеловеческой боли, что Марков почувствовал новый позыв рвоты и поспешно замотал головой, давая Ромео понять, что вполне доверяет его словам и допрашивать никого не намерен.
— Как хотите. Тогда не будем терять время. Все равно, все их… э-э… показания записаны, так что потом послушаете, в спокойной обстановке. С деньгами не все ясно, но это мы уже разберемся без них… Так вам они, я полагаю, больше не нужны?
Освободившийся от последних остатков обеда Марков отошел от стены, пытаясь вытянуть из кармана носовой платок.
— Хорошо… Вы — сами? — Ромео многозначительно шлепнул ладонью по стволу автомата, но Марков, выпучив глаза, с такой скоростью замотал головой, что он сразу все понял и даже не стал спрашивать причин отказа. — Отойдите, пожалуйста, в сторону… Вот сюда, к стеночке… Ага!
Ромео снял автомат с плеча, отогнул в боевое положение приклад. Немного подумал и перевел флажок предохранителя из положения «одиночная стрельба» в положение «автоматический огонь», поднял оружие.
— Сейчас громко будет. Петька, рас…яй, опять глушитель забыл. Вы рот откройте, или уши зажмите. Да я вам серьезно говорю!
Ошалевший от всего происходящего Марков послушно заткнул уши пальцами и разинул рот.
Удовлетворенно улыбнувшись, Ромео, держа автомат поднятым к плечу, прошел вперед и остановился метрах в десяти от лежащих на полу мужчин. Марков поспешно зажмурился… И подпрыгнул, когда подвальную тишину разорвал грохот автоматной очереди.
Ромео расстрелял весь магазин, все тридцать патронов. В наступившей вслед за этим оглушительной тишине Марков услышал, как он негромко, удовлетворенно прокомментировал: «Порядок…», и почувствовал, что теряет сознание.
Неимоверным усилием воли Владимиру Ивановичу удалось удержать себя в руках и, с трудом переступая негнущимися ногами, он побрел к спасительной лестнице.
— Порядок, — еще раз подтвердил Ромео, клацая предохранителем. — Тут, недалеко, кладбище есть, там мы их и упокоим. Много там таких, как они, лежит…
Карабкаясь по лестнице, Владимир Иванович все-таки открыл глаза… Перед тем, как потерять сознание, он успел заметить залитые кровью стены, разорванные внутренности и оторванную и отброшенную пулями далеко в сторону левую руку одноглазого, на запястье которой продолжали идти уцелевшие «командирские» часы. Последняя подробность врезалась в его память навсегда.
Очнулся он, уже сидя на заднем сиденье «форда». Степа курил, пытаясь пускать дым колечками, а Ромео, перегнувшись с переднего кресла, подносил ему нашатырный спирт.
— Поехали, Степа, — распорядился Ромео, убедившись, что Марков окончательно пришел в себя. — Дальше уже без нас разберутся.
Степа развернул машину и поехал по проселку к шоссе. Следом за ними пошла еще одна машина. Вторая и микроавтобус остались стоять, и Марков подумал, что именно на нем и будут вывозить трупы.
— Как видите, мы свои обязательства исполняем, — еще раз сказал Ромео. — Мы же обещали вам их обязательно найти? Теперь ваша очередь… Что там с «Кабан консалтинг»? Они до сих пор не перевели деньги?
— Перевели, сегодня… — пробормотал Марков. Если бы Ромео сейчас потребовал от него генеральную доверенность на все имущество, то он подписал бы ее, не задумываясь, и спросил бы, чем еще может помочь. Но Ромео проявил великодушие и ничего подобного требовать не стал.
— Перевели, значит… Это хорошо! Значит, я так понимаю, с нашим делом мы в ближайшие дни покончим?
— Да…
Марков подумал, что, действительно, еще несколько дней, и он навсегда забудет эту страну и связанные с ней переживания, и эта мысль приободрила его.
Когда Степа с Ромео увезли Маркова и машины скрылись из вида, Валя-Латыш прошел в дом и заглянул в погреб.
Трое «расстрелянных» продолжали лежать в тех же позах, но открыли глаза и вполголоса переговаривались. Если бы эту сцену увидел Владимир Иванович, то остаток дней своих он неминуемо провел бы в психушке, где, без сомнения, не вспоминал бы ни страну, ни друзей и не переживал бы уже ни о чем.
— Вставайте, они уехали, — поторопил Валя. — Через час ваш самолет… Помоетесь здесь, заберете в гостинице вещи — и в аэропорт. Я сам тут приберу.
— «Клиент» доволен? — спросил «одноглазый», поднимаясь и подбирая пластмассовую руку с часами.
— Нет, — поморщился Валя. — Ненатурально получилось. Я же предлагал, для правдоподобия боевыми стрелять…