— Быстро соображаешь. Для человека, у которого пятеро детей…
Хусейн открыл рот от удивления. Глядя на Катю и не смея встретиться взглядом с Марковцевым, он еле выговорил:
— Дети? — Он захлопал покрасневшими вдруг глазами. — Откуда?
— У тебя пятеро детей, и ты не знаешь, откуда дети берутся? — Марк трижды хлопнул в ладоши, привлекая внимание и Адама с Тувинцем. — Договоримся так: вы не в доле, но работаете за очень приличные деньги. Я ваш работодатель. И собираюсь платить за работу. За «слепоту» башлять не намерен. Оплата равносильна долям в равноправном мероприятии.
— Я мог бы претендовать на б*!*о*!*льшую долю в этом равноправном мероприятии, — заявил Адам.
— Это почему? — спросила Майорникова.
— У меня стаж лесоавиационных полетов, — пояснил Адам. — Лучше меня с этой работой не справится никто.
До того как открыть парашютный клуб, Адам Хуциев не просто патрулировал обусловленные договорами районы. Он патрулировал с парашютистами на борту и сбрасывал грузы. Он смотрел на того же Хусейна, который прилип к русской красавице, таким взглядом, каким вырывал из лесопатологического очага безнадежно потерянное дерево: «Что ты знаешь об этом?» Хусейн появился на его аэродроме ровно в тот день, когда в голову Адама пришла идея о частном парашютном клубе, а в голову его жены — как и чем побыстрее убить мужа, который, покупая самолет и все, что к нему полагается, опустошил солидную заначку, да еще влез в долги.
— Ты хочешь отрубить пилотов от связи, — сказал он Марку. — А что ты знаешь о ней? — Он снисходительно усмехнулся, припомнив, правда, слова самого Марковцева: «Мне нужен консультант по гражданской авиации». Вот Адам и начал консультировать — с недовольством пчелы: — Когда я работал на облете, я каждые тридцать минут полета сообщал в центр свое местонахождение и условие полета. Есть еще такая вещь, как фразеология радиообмена, — просветил он товарищей. — Это как почерк радиста. На земле сразу установят, что с самолетом что-то не так. Сейчас ты скажешь, что не собираешься допускать такого, а вдруг?
Марк не стал прерывать Адама: пусть выговорится. Вокруг стояла тишина, тогда как Марковцеву казалось, гремел тяжелый рок, под него-то и выступал Адам, отчаянно жестикулируя. Вот он раскинул руки и прошелся бреющим полетом прямо над кронами деревьев — не для того, чтобы покрасоваться и показать свое умение, а потому, что ему не раз доводилось совершать такие маневры — для тщательного осмотра площадки или приземления, например. И все же Марковцев остановил товарища, когда тот в своем рассказе добрался буквально до пожарного случая, когда из-за неисправности материальной части (так он назвал отказ двигателей, повреждение крыльев, фюзеляжа, шасси) самолет становится неуправляемым и создается реальная угроза для экипажа и парашютистов, и он, «ка-вэ-эс», обязан принять решение о… Тут он выразительно свистнул и показал руками, как экстренно выпрыгивают из неисправной матчасти летчики и парашютисты.
Во время выступления пилота Марковцев бросал частный взгляд на Тувинцева. Он не пришелся ко двору. В нем могло не понравиться многое: апломб — в поведении и речи, обусловленный скорее всего статусом последней инстанции: без него операции не быть; и он единственный «бесконтрольный». Марк не захотел кривить душой и переговорил с ним начистоту, отозвав в сторонку и глядя ему в глаза:
— Вижу, ты не из пугливых.
— Это ты верно заметил.
— Но мне до балды, испугаешься ты или нет, когда я приду по твою душу. Вспомни об этом, если решишь изменить правила игры. Там, на земле, — добавил Марк, — где контролировать тебя будет некому.
К ним подошел Адам. Тувинцев не дал ему задать вопрос — чтобы не отвечать на него. Он натурально «пожаловался на сервис»:
— У тебя нет пива. Может быть, сгоняем в соседний поселок или что тут у вас?
Адам, прежде чем ответить, взглядом спросил разрешения у Марковцева.
— Сгоняйте, сгоняйте за пивом, — дал он согласие. Это его, Адама, дело. Но Марк ему еще до знакомства с Тувинцем говорил: «Каждый из нас может завалить дело. Будет обидно, если причиной окажется глупость. Так ты доверяешь ему?» И — кивок в сторону. Адам понимал Марковцева, ставшего обладателем титула «первого гостя». А что делать со вторым? Тому просто необходимо пошептаться с тем человеком, который мог на словах объяснить что почем. Одно дело официальное представление, за столом, другое дело — разговор с глазу на глаз, с обязательным скрежетом стартера: «Ну так…»
Ну так кто же он на самом деле?
И Марку такое представление, что называется, за глаза, было необходимо. Во всяком случае, так думал Адам. И нашел подтверждение своим умственным выкладкам в том, что Марковцев не тормознул его подозрительным взглядом из-под нависших надбровных дуг: «Куда это вы намылились?»
— Я не думаю, что Марковцев языком заработал себе авторитет, — заявил вдруг Тувинец. Эти слова он произнес, едва скрылись за косогором строения аэродрома.