Груда камней

Оставив деревню позади, мы вновь очутились посреди высокогорных болот, а значит, вскоре должны были добраться до долгожданного чудесного пейзажа. Остров там был узким, и, миновав болота, дорога бодро побежала вдоль южного берега. На несколько минут открылся вид на море к югу от Сивла – зрелище, которого не увидишь из Джетры или ее окрестностей: к горизонту тянулась целая вереница островов. В моих глазах Сивл не являлся частью Архипелага Грез, ведь он был расположен близко к материку и отличался холодным климатом. Те, другие острова виделись мне иными: цветущими, обдуваемыми тропическим бризом, погруженными в жаркую негу, покрытыми лесами, всегда прекрасными под лучами экваториального солнца и населенными людьми других рас, традиции и язык которых были столь же причудливыми, как их еда, одежда и жилища. Сивл же представлял собой лишь холодный прибрежный остров, с геологической и политической точки зрения неотличимый от нашей страны. Отсюда, с высоты, открывался потрясающий вид на теплое море и тропические острова, настоящий рай, куда мне не суждено попасть.

Небо полосами расчертили следы от летевших на юг самолетов.

Опять долина, опять болота. Дорога снова увлекала нас вглубь острова.

Зная, что вскоре мы подъедем к семинарии, я, при всем нежелании, отчаянно выискиваю первые ее признаки.

После ужина мы с сержантом Рит разошлись по своим номерам. Она сказала, что намерена принять ванну и вымыть голову, а мне просто нечего было делать, разве что посидеть на кровати и дать отдых ногам. Хотелось связаться с одним из старых друзей, однако телефонная линия, похоже, не работала. На глаза попалось письмо от духовника из семинарии.

Было странно читать этот тяжеловесный многословный текст, полный неуклюжих попыток не только вызвать мою симпатию, но, казалось, и запугать меня, а также сгладить мои детские впечатления от семинарии и священников.

Вспомнился один из многих детских эпизодов, когда мне не посчастливилось пройти слишком близко к клумбам у семинарии. Тут же появился священник и строго отчитал меня за то, что я подвергаю цветы опасности. Этим он не ограничился: ему надо было обязательно предупредить меня о муках адовых. Возможно, именно тот священник стал теперь отцом настоятелем и написал мне послание, в котором сквозила все та же скрытая угроза: поспеши утрясти дела твоего дяди, иначе мы решим твою судьбу, и бог быстренько приберет тебя к рукам.

Все мысли крутились вокруг Сивла. Интересно, каково будет снова там оказаться.

Священники и их спекуляция божьим словом больше не вселяли в меня страх. Алви давно умерла, а теперь умер и Торм; оба присоединились к моим давно усопшим родителям, все их поколение исчезло. Сам остров, его пейзажи вызывали во мне неподдельный интерес, мне было любопытно взглянуть на Сивл уже взрослыми глазами, но совершенно не хотелось снова ехать по безжизненным болотам, наблюдая голые скалы, заросшие трясиной берега и заброшенные башни. Вернутся ли ко взрослому человеку суеверия и предрассудки, терзавшие его в детстве?

В одном у меня не было ни малейших сомнений: эта поездка будет сильно отличаться от всех прежних. Возможно, еще утром, выходя из дома, мне казалось иначе, однако все изменилось, стоило появиться сержанту Рит.

За ужином она сказала, что ее зовут Эннабелла, но ей больше нравится Белла. Она заговорила об этом, когда мы заказывали вторую бутылку вина. Содержимое первой бутылки находилось преимущественно во мне, поэтому с моего лица не сходила улыбка. Поразительно, полицейских могут звать Белла!.. От вина она быстро захмелела и понемногу изменила взятый вначале строгий тон: попросила не обращаться к ней по званию, хоть это и было непросто, учитывая, что она сидела в форме.

Маска, за которой Рит пряталась, начала спадать. Девушка поведала, что обучение в Сеньории было для нее сложным испытанием, но она справилась, завела друзей и достигла определенных успехов. Ей долго не давали звание сержанта, ведь она, несмотря на быстрый профессиональный рост, была слишком молода. Белла не сильно вдавалась в подробности; полагаю, начальство оценило ее целеустремленность. В ней чувствовалась какая-то бесхитростная наивность. Вот только было непонятно, действительно ли это черта ее характера или лишь способ манипулирования людьми, в частности мной. Желто-коричневая форма сбивала с толку, недвусмысленно ассоциируясь с подавлением неугодных идей и посягательством на гражданские права.

Белла смеялась не часто, но совершенно раскрепощенно и от души: откидывала голову назад, зажмуривала глаза, а потом посылала мне через стол широкую улыбку. Мне нравился ее смех и те чувства, которые она во мне пробуждала… впрочем, она невольно напоминала мне о моем возрасте. Из головы не выходили мысли, что нам стоило бы поменяться ролями – обеспечивать безопасность поездки следовало мне, а не ей, ведь я старше и опытней. Несмотря на строгую форму и простую прическу, было легко забыть, что за ее смешливыми глазами и улыбкой скрывается член Сеньории, обладающий большими служебными полномочиями.