Грубиян

Церемония вручения проходит весело и позитивно; отделившись от основной массы студентов, мы решаем все вместе собраться в доме у Кирилла и отметить в тесном семейном кругу — наша банда стал сплочённой как никогда раньше, и воспринимать друг друга иначе, чем братьями, мы уже не могли. А потому все мало-мальски крупные и важные торжества проходили в доме у одного из нас. Правда, перед выпускным последним праздником, который мы отмечали, была наша с Ниной свадьба в конце марта: парни были заняты завоёвыванием своих вторых половинок, и мы даже в «Конусе» практически не встречались — от силы раз или два.

— Как Вероника? — спрашивает Нина, пока мы едем домой, чтобы переодеться и захватить с собой сменную одежду — у Романовых мы пробудем все выходные.

Семья Соколовских в полном составе присутствовала на вручении; была даже мать Нины, которая вроде образумилась и бросила пить. Это не могло не радовать: моя мать хоть и старалась заменить Нине родную, всё же «мама есть мама», как сказала сама Нина.

А вот Вероника мою жену очень волновала, потому что после той встречи на моём дне рождения «Мишаня» вернулся за океан в гордом одиночестве. И я очень удивился, когда узнал, что сестра подаёт на развод. Нет, то, что упырь этот ей нахер не нужен, я говорил ей ещё до их свадьбы, но был деликатно послан нахрен; а вот теперь у сестры наконец-то открылись глаза — как раз в мой день рождения. Уж не знаю, в связи с чем у упыря прорвало днище, но в мой адрес от него полетело столько всякой хуйни, что Вероника не выдержала и залепила мудиле пощёчину. Очень жаль, что меня не было рядом — я бы с удовольствием на это посмотрел и может даже помог.

К счастью для всех нас, «Мишаня» своей вины не осознал и извиниться не соизволил, так что через неделю, когда пришло время возвращаться в Америку, упырь улетел один, а ещё через неделю Вероника отправила ему сообщение, в котором поставила в известность о скором разводе. Упырь заявил, что Ника его совершенно не ценит, а потому против развода он ничего не имеет; это лишь доказало, что мудила моей сестре не пара.

Если б ещё и Вероника их разрыв перенесла так же легко…

— Больше не рыдает о том, что лучшие годы жизни потратила на идиота, — фыркаю я.

— Ну и правильно, он не стоит её слёз, — кивает девушка и тянется в мой карман за телефоном. — А теперь звони матери.

Тяжело вздыхаю и набираю номер, который сам же и выбрал среди множества других вместе с телефоном, который привёз родительнице в больницу для онкобольных, где она доживала свой век.

Пока я слушал протяжные гудки, сердце отчего-то останавливалось.

— Сынок? — слышу наконец хрипловатый натужный голос.

— Как ты себя чувствуешь?

Абсолютно тупейший вопрос — дерьмово, конечно. Когда человек с последней стадией рака чувствовал себя хорошо?!

— Теперь лучше, — как можно бодрее отвечает мать, но звучит всё равно совершенно неубедительно. — Мне всегда легче становится, как твой голос слышу.

Почему-то от этой фразы мне захотелось разреветься как пятилетнему пацану.

Словно почувствовав мой внутренний настрой, Нина запускает пальцы в мои волосы, и от её безмолвной поддержки мне становится легче.

— Я диплом получил, — зачем-то говорю.

— Ты молодец, сынок, — слышу слабую улыбку в её голосе. — Я очень тобой горжусь.

Внутри разливается какая-то странная радость от её слов.

Наверно, я мазохист.

— А через три месяца у тебя родится внук или внучка.

Язык сегодня конкретно за зубами не держится. А ведь я не собирался говорить ей об этом…

— Ох, как же я рада! — Видимо, от переизбытка эмоций мать начинает тяжело дышать. — Как Ниночка себя чувствует?

— Всё в порядке, — сдержанно отвечаю, хотя на самом деле чувствую, что с каждой секундой всё больше расклеиваюсь и становлюсь похож на сопливую девчонку. — Привет тебе передаёт.

И, хотя Нина в действительности молчала, она утвердительно кивает и одобрительно улыбается.

— Спасибо, и ей передай от меня!

Дыхание матери становится тяжелее, и я ловлю себя на мысли, что начинаю паниковать.

— Тебе нельзя напрягаться, — бормочу. — Отдыхай, я завтра позвоню.

— До завтра, сынок, — хрипит мать, и звонок обрывается.

Не до конца осознавая, что делаю, вжимаю педаль тормоза в пол, и машина резко останавливается.

— Всё в порядке? — испуганно спрашивает Нина.

Роняю голову на руль.

— Как такие отношения могут рождать порядок? — устало спрашиваю.

Несколько бесконечно долгих секунд жена гладит меня по голове.

— Ты всё ещё скучаешь по ней, — уверенно выдаёт девушка.

Может она и права.

— Я не знаю, что делать.

— Знаешь, — не соглашается Нина. — Разворачивай машину.

— Мы опоздаем, — вяло возражаю в ответ.

— Уверена, друзья нас поймут.

Не раздумывая ни секунды, разворачиваю машину на сто восемьдесят и гоню в сторону больницы.

У палаты матери снуют медсёстры и доктора, и я задворком сознания понимаю, что это не предвещает ничего хорошего.

— В чём дело? — останавливаю на ходу медсестру.

— А вы, собственно, кто? — хмурится женщина.

— Я сын Надежды Соколовской.

Да, даже после развода мать оставила себе фамилию отца — словно трофей в гонке, которую отец проиграл ещё до её начала.